Паучиха снова заскрипела, на этот раз то ли задумчиво, то ли раздраженно.
— Вот я и говорю: шнеляем отсюда, пока нас не засекли.
— А следы?
— Хочешь — убирай. Коридор большой, наубираешься вдосталь. А мне время дорого.
Тоже логично. Оставить чисто вытертую полосу среди повсеместной пылищи — значит, наследить еще больше. Поэтому Артем с тяжелым вздохом поплелся по коридору за своей спутницей.
Идти пришлось недолго, и вскоре паучиха нырнула в дверной проем, за которым началась лестница, ведущая вниз — такая же крутая и узкая, как и предыдущие… но, в отличие от нее, хотя бы освещенная.
И совершенно бесконечная.
Артем попытался прикинуть, на сколько метров они спустились под «землю», и у него заболела голова. А ведь еще наверх ползти — столько же. Если, конечно, они не собираются выйти на противоположную поверхность диска. Как если бы проковырять туннель в Земле и из Европы попасть в Австралию.
До Австралии — или ее местного аналога — они не добрались. Лестница все-таки закончилась, и Артем увидел дверь — точно такую же, как наверху: толстую, овальную и с колесом посередине. И это колесо просто напрашивалось, чтобы за него ухватились покрепче и повернули. По часовой стрелке.
Случается, что в какой-то момент ты вдруг ясно понимаешь, что должен сделать что-то определенное. Просто должен — и все. Предки в таких случаях говорили о велении Божьем или дьяволе, смущающем честных христиан нечестивыми нашептываниями. Артем протянул руку, осторожно провел пальцами по неровной поверхности, стирая толстый слой пыли… Никаких сомнений. Четыре рельефных буквы складывались в короткое слово:
ОТКР.
Русский язык. И все вокруг разговаривают на русском языке, хотя и с изрядной примесью малопонятных словечек. Может, это все-таки глюк на почве передозы чего-то и научной фанта…
— Что случилось? — поинтересовалась паучиха.
— Знакомого встретил, — пробормотал Артем и снова навалился на колесо.
Он чувствовал, что за этой дверью находится что-то важное. Но что? Вряд ли он смог бы ответить на этот вопрос. Как бы то ни было, там оказался коридор — точно такой же, как был наверху, и это разочаровывало. Зато, по крайней мере, не приходилось ломать голову над тем, что делать дальше. Пропустить вперед даму, закрыть за собой дверь и…
И передвинуть вот этот рычажок под табличкой «Вакуумный фиксатор».
— Ты что творишь?! — завопила Матильда, но ее голос потонул в змеином шипении.
— Скипаем… — придушенно пискнула «вдовушка» — похоже, прекрасно понимая, что «скипать» некуда. Она метнулась к одной стенке, к другой, потом шлепнулась на спину и поджала все восемь лап.
Обморок…
Артем беспомощно уставился на нее. Что-что, а приводить в чувство паучих, пусть даже и разумных, ему не приходилось. Добро бы нашатырь наличествовал… а как ей делать искусственное дыхание? Он присел рядом на корточки и осторожно коснулся щетинистой лапки, похожей на сухой еловый сучок.
— Эй, — окликнул он. — Вставай.
Лапка слабо пошевелилась.
— Диск… — обморочно скрипнула паучиха. — Сейчас разлетится… в артымац…
— С чего ты взяла?
— Ну… что ты там… дернул…
— Вакуумный фиксатор? А что такого? Дверь запер и все…
«Вдовушка» подскочила, словно ей дали пинка. На Артема уставились все восемь круглых глаз.
— Ты с чего взял? Откуда ты знаешь?
— Так ведь по-русски написано!
Паучиха опасливо подковыляла к двери и некоторое время изучала непонятную надпись.
— Как ты сказал? По… руски?
Что было в ее голосе, Артем понять не мог. Удивление… недоумение… испуг… Но почему?
— Ты же сама говоришь по-русски! — попытался объяснить он. — А здесь по-русски написано. Вы что, поголовно неграмотные?
И умолк, чувствуя, что слова тут бессильны.
— Это письмена Древних, — серьезно произнесла паучиха. — Их языка никто не знает. А мы говорим по-другому. И пишем тоже.
— То есть?
— То и есть.
— А ну, напиши что-нибудь, — проговорил Артем.
— Например?
— «Открыть».
Паучиха выбрала неистоптанный участок пола и вывела несколько загогулин, напоминающих помесь латиницы с японскими иероглифами.
— Вот это — если «открыть» в сложноподчиненном предложении. А вот так… — она пририсовала еще одну кривульку, — в неопределенно-директивном наклонении. Вот так — в повелительном…
— Хватит, — взмолился Артем. — Сколько у вас этих наклонений?
— Шесть. А разве у вас иначе?
Господи… И это называется «найти общий язык»!
Однако Артем отметил два весьма любопытных момента. Во-первых, закорючек в написанном паучихой слове было меньше, чем букв, но больше, чем слогов. И во-вторых, ей даже в голову не пришло уточнить, в каком значении используется это слово. Можно ведь дверь открыть, а можно новый континент.
— Хорошо, — «вдовушка» отступила на шаг и наклонила набок головку. — А как, по-твоему, это пишется?
— По-русски?
— Да… Поруски.
Артем подвинулся, написал «открыть» — для простоты печатными буквами. Паучиха подошла поближе и медленно провела коготком по одной букве, потом по другой…
— Это в каком наклонении? — буркнула она.
— То есть «в каком»?
— Ну… в повелительном, в неопределенно-директивном?
— Нет.
— Что «нет»?
Окончательно замороченный, Артем схватился за голову.
— У нас все по-другому, — жалобно пробормотал он. — Никаких этих… наклонений…
— А как вы тогда понимаете, что дверь открывать надо, а не вообще можно?
Вопрос, конечно, интересный. Проблема заключалась лишь в том, что ответить на него мог разве что профессиональный филолог, к коим Артем не относился. Склонности к изучению языков он не испытывал никогда. Стойкой «четверкой» по русскому и литературе он был обязан лишь любви к чтению и загадочной «врожденной грамотности», позволяющей не задумываясь ставить в нужные места запятые и не ломать голову над правописанием. Что касается названий склонений и спряжений, все это забылось сразу же после окончания школы — за ненадобностью.
И вот надо же — понадобилось.
— Слушай, — Артем скорчил умоляющую гримасу, — давай потом с наклонениями разберемся. На досуге. А то еще эти придут… кромешники… или кто-нибудь похуже.
Паучиха выдержала паузу — достаточно долгую, чтобы у Артема появилось подозрение, переходящее в уверенность: его хитрость раскрыта.