— Принц утверждает, якобы он получил записку от леди Гиневры, — сказал Себастьян, рассматривая одну из позолоченных женщин. — В записке она просила его о свидании в этом кабинете. Только как она могла послать ему записку, если уже была мертва?
— Она могла написать ее раньше.
— Да, наверное. К сожалению, его королевское высочество точно не помнит, каким образом записка попала к нему в руки.
— Видать, снова был навеселе?
— Судя по всему, да.
Себастьян подошел к высоким окнам и проверил запоры. Они оказались не сломаны. Впрочем, если у кого-то был свободный доступ в Павильон, он легко мог открыть одно из окон изнутри. «Интересно, сколько людей вчера посетило музыкальный вечер?» — подумал виконт. Присутствие французского высокородного семейства, изгнанного с родины, привлекло даже тех, кто обычно избегал подобных мероприятий; дворцовые залы были набиты битком.
Прищурившись от яркого солнца, Себастьян уставился вдаль, на парк. Нужно было обладать немалой дерзостью и хладнокровием, чтобы перенести мертвое тело по открытым лужайкам в Павильон посреди музыкального вечера, устроенного принцем. Если только…
Если только, разумеется, тело не перенесли в Желтый кабинет из других покоев Павильона.
— Судя по характеру трупных пятен, — задумчиво произнес Гибсон, — тело явно пролежало на спине несколько часов, прежде чем в него воткнули кинжал.
— Что? — удивленно воскликнул Себастьян и обернулся. Он сразу обратил внимание на отсутствие в комнате крови и сделал простой вывод, что убийство произошло в другом месте. Но ему даже в голову не пришло, что Гиневра Англесси уже была мертва, когда ее закололи. — Но если она умерла не от кинжала, тогда от чего?
— Пока сказать невозможно. Без надлежащего вскрытия. — Гибсон поднял глаза. — Есть шанс его сделать?
Себастьян иронично фыркнул.
— Не жди, что местный судья поручит тебе это дело. Он уже успел объявить, что дама покончила жизнь самоубийством.
— Как же, скажи на милость, он пришел к такому выводу?
— Лекари регента с ним согласились.
Гибсон помолчал немного, затем сказал:
— Понятно. Все, что угодно, лишь бы не бросить тень подозрения на принца. Как ты думаешь, ее мужа нельзя будет уговорить, чтобы он распорядился насчет аутопсии?
— Полагаю, это зависит от того, имеет ли маркиз Англесси отношение к убийству или нет.
Гибсон прикрыл тело белой простыней.
— Да, муж в таких случаях всегда первый на подозрении. Что тебе о нем известно?
— Об Англесси? Он считается вполне благоразумным человеком — содержит поместья в отличном порядке и делит время между ними и палатой лордов. Или, по крайней мере, — добавил Себастьян, — он считался благоразумным до своего последнего брака.
Пол Гибсон удивленно взглянул на виконта.
— Что, она была настолько неподходящей партией?
— По происхождению — нет. Только по возрасту. Англесси на год или на два старше моего отца.
— Боже милостивый.
— Если бы Англесси обнаружил, что принц наставляет ему рога, это дало бы ему повод и убить жену, и заодно попытаться свалить вину на принца.
— А она действительно была любовницей регента?
— Честно, не знаю. Принц утверждает, якобы они были едва знакомы.
— Но ты ему не веришь.
— В чем-то он соврал. Я только не знаю, в чем именно.
Гибсон начал собирать разбросанные инструменты и укладывать в черную кожаную сумку.
— Ты сам-то видел ту записку, которую принц якобы получил?
— Нет. Она исчезла.
— Хотелось бы знать, произошло это случайно или намеренно. — Гибсон, оттолкнувшись, поднялся с пола и слегка покачнулся на деревянной ноге. — Тем более жаль. Я почти уверен, если бы тебе удалось выяснить, кто написал записку, ты бы, скорее всего, нашел убийцу.
— Возможно. Хотя я подозреваю, наш убийца слишком умен, чтобы легко попасться.
Себастьян поймал на себе изучающий взгляд зеленых глаз.
— А при чем здесь ты, Себастьян?
Будь на месте Пола Гибсона кто-то другой, виконт мог бы и промолчать. Но дружба не позволила этого сделать. Девлин вынул из кармана ожерелье матери.
— Когда леди Гиневра умерла, на ней было это.
— Любопытное украшение. — Гибсон пошевелил бровями. — И опять, при чем здесь ты?
Себастьян держал ожерелье на раскрытой ладони. Ему и раньше чудилось, будто камни слегка теплеют от его прикосновения. Зато когда они оказывались в руке матери, то начинали излучать такую энергию, что почти обжигали… Во всяком случае, так когда-то казалось мальчику.
— Ожерелье принадлежало моей матери, — просто ответил он.
Пол Гибсон внимательно посмотрел в лицо друга.
— Здесь происходит что-то странное, Себастьян. Может быть, даже опасное. Для любого, кто ввяжется в это дело.
— Если ты хочешь отойти в сторону, я пойму.
Гибсон нетерпеливо махнул рукой.
— Не будь смешным. Я пекусь о тебе. Кто тебя заставил этим заниматься?
— Якобы принц. На самом деле — Джарвис.
— И ты ему доверяешь?
Себастьян посмотрел на неподвижное истерзанное тело женщины под простыней.
— Нисколько. Но ведь кто-то убил Гиневру Англесси. Кто-то воткнул кинжал в мертвое тело и перетащил труп сюда, где уложил на диван в намеренно соблазнительной позе. Единственное стремление лорда Джарвиса — защитить принца. У меня другие цели. Я собираюсь выяснить, кто убил женщину, и я обязательно прослежу, чтобы он ответил за это.
— Из-за ожерелья?
Себастьян покачал головой.
— Если не я, то этого не сделает никто другой.
— Разве тебе не все равно?
Тонкая белая рука Гиневры высунулась из-под простыни. Увидев скрюченные смертью пальцы, Себастьян вспомнил о другой женщине, оставленной умирать на ступенях алтаря, с перерезанным горлом, непристойно оскверненную; и еще об одной доверчивой жертве, которую выследили и подвергли той же самой ужасной участи.
Он питал мало иллюзий о том мире, в котором жил. Он знал чудовищное неравенство между богатыми и обездоленными; он признавал дикую несправедливость законодательной системы, по которой можно было повесить восьмилетнего мальчишку за кражу буханки хлеба и в то же время оправдать убийцу, если он королевский сынок. Когда-то он был так возмущен неприкрытым варварством и бессмысленной жестокостью войн, которые вели люди во имя свободы и справедливости, что позволил себе просто плыть по течению, бесцельно и одиноко. Сейчас он счел такое поведение трусостью и слабостью.