Глаза женщины в ужасе расширились, она судорожно затрясла головой, чтобы прогнать страшную догадку, рот ее искривился, словно в попытке подавить подступающую к горлу желчь.
— Нет! О нет! Вы ошибаетесь. Ничего подобного не могло произойти.
— Вы так уверены?
Ее голос завибрировал, переполненный чувством.
— Мой муж может показаться жестоким человеком, лорд Девлин. Его блестящему уму незнакома жалость, во всяком случае, когда этого требуют интересы дела. Но только тогда. И он никогда, вы слышите, никогда не совершил бы поступка, в котором вы его подозреваете. Вы ошибаетесь.
Себастьян отвернулся. Пока длился их разговор, подворье монастыря, только что кишевшее многолюдной толпой, опустело.
— Почти каждый из нас считает себя неспособным на подобное зло, — тихо заговорил он. — Но будучи поставленным перед страшным выбором — смерть или попытка спастись той дорогой ценой, о которой мы с вами говорим, — думаю, что число выбравших смерть оказалось бы до удивления малым.
— Вы ошибаетесь, — повторила она.
Но не подняла глаз, и Себастьян догадался, что скорее эти слова были тщетной попыткой убедить самоё себя.
Кэт расположилась у себя дома, где, сидя в будуаре за нарядным рабочим бюро, сочиняла краткое, но многозначительное послание Эйдену О'Коннеллу, когда из холла внизу послышался низкий голос Себастьяна. Не слушая, что ответила ему ее горничная, Элспет, Кэт торопливо убрала листок, встала и обернулась как раз в ту минуту, когда он появился в дверях.
Одетый в костюм для верховой езды — лосины оленьей кожи и высокие сапоги, — он принес с собой острый запах свежего сентябрьского утра. Наградив ее быстрым поцелуем, Себастьян предложил:
— Одевайся, и поедем кататься в парк. Вдвоем. Кэт мгновением дольше задержала возлюбленного в объятиях, затем рассмеялась:
— Но я не одета.
— Так переоденься.
Его пальцы пробежали по ее щеке, выражение лица внезапно стало серьезным.
— Мы почти не виделись последние дни. И когда я прихожу, мне кажется, что в тебе появляется… появляется какая-то натянутость.
Острая потребность сказать ему правду охватила Кэт, горячая и неотступная. Но как бы ни боялась она Джарвиса, еще больше страшилась она того, что увидит в глазах Девлина не любовь, а ненависть. Поэтому промолчала. Но желание признаться не оставило ее, сменившись болью.
Кэт на секунду прижалась губами к его рту, а уже через мгновение смогла изобразить на лице улыбку.
— Пятнадцать минут, и я буду готова.
— Так долго? — с деланым ужасом переспросил Себастьян и наградил ее шлепком.
Получасом позже, когда они бедро к бедру скакали верхом по городским улицам, он рассказывал Кэт о капитане Беллами, его красавице жене, уроженке Бразилии, и дочке по имени Франческа. С болью в сердце она слушала о покушении на жизнь своего возлюбленного и о печальном конце незнакомца в водах Темзы. Завершающим был рассказ о встрече Себастьяна и Чарльза, лорда Джарвиса, накануне вечером и беседе между ними.
Все это она выслушала в молчании.
— И ты поверил ему? — спросила она, когда Девлин закончил свой рассказ.
Себастьян бросил на Кэт недоумевающий взгляд, чуть нахмурился.
— Мистер Лавджой проверяет списки пассажиров. Но могу сказать, да, я ему поверил. Ибо в таком случае все сходится. Я вполне допускаю мысль о том, что даже Джарвис может иногда сказать правду.
У нее в горле что-то некрасиво пискнуло.
— Сказать правду, не имея на то скрытых мотивов? Ни за что на свете.
Они миновали ворота парка и теперь в молчании скакали по тропинке. Кэт чувствовала на себе пристальный взгляд Себастьяна, и это смущало ее. Она могла ввести в заблуждение толпу лондонских зрителей, но не этого человека.
— Почему бы тебе не рассказать мне о том, что с тобой случилось?
Она хотела расхохотаться и тем избавиться от необходимости отвечать на вопрос, но знала, что с Себастьяном такая уловка не пройдет. Стараясь не опускать глаз под его взглядом, Кэт с трудом выговорила:
— Прости. Я не могу об этом говорить.
Еще некоторое время он не сводил с нее глаз, черты лица исказило беспокойство, но расспросов больше не последовало.
Кэт отвернулась, и ее взгляд упал на маленького человечка в котелке и очках, торопливо направлявшегося в их сторону. Увидев, что она заметила его, он замахал рукой, словно привлекая внимание.
Девлин натянул поводья и спрыгнул с лошади.
— Доброе утро, милорд, — поздоровался Генри Лавджой, подходя. Обернувшись к Кэт, он приветствовал ее неловким поклоном. — Мисс Болейн, рад вас видеть, примите мои извинения за то, что прервал вашу прогулку. Ваш грум, милорд, сообщил мне, что вас можно найти в парке. Думаю, вам будут небезынтересны сведения, которые я получил в Министерстве торговли.
— Слушаю.
— Оказывается, все записи, касавшиеся катастрофы с «Гармонией», утеряны. Клерк уверяет меня, что они могли затеряться, случайно оказавшись в другой папке, и обещает их непременно разыскать. Но этот факт уже сам по себе любопытен. Весьма любопытен.
До слуха Кэт донеслось приглушенное проклятие.
— Вы считаете, кто-то мог похитить записи? — спросила она.
— Ни в коем случае. — С этими словами магистрат извлек из кармана сюртука скомканный лист бумаги. — Но мне все-таки удалось раздобыть имена владельцев как самого судна, так и перевозимого в том рейсе груза.
— Что было на борту? — спросил Девлин, беря бумаги.
— Чай. В попытке предотвратить мятеж, капитан Беллами был вынужден дать команде разрешение выбросить весь груз за борт, чтобы удержать судно на плаву. Владелец карго — некий мистер Уэсли Олдфилд — оказался полностью разорен. Сейчас он помещен в долговую яму, сидит в Маршелси.
— Довольно любопытно.
Девлин внимательно читал бумаги, которые держал в руке. Затем криво усмехнулся.
— Что там? — спросила Кэт, наблюдавшая за ним. Девлин протянул бумагу ей.
— Имя владельца судна. Им был Расселл Йейтс.
Генри Лавджой кашлянул и осведомился:
— Вы знакомы с этим человеком?
— Мистер Йейтс — личность, широко известная в Уэст-Энде, — объяснила ему Кэт. — Когда-то ему довелось быть даже пиратом.
— Как «пиратом»? Вы не шутите?
— Да, настоящим пиратом, — продолжала она, улыбаясь. — Младший сын одной знатной семьи из Восточной Англии, он еще мальчиком сбежал в море. А годы спустя вернулся богатым человеком. Носит в ухе золотое кольцо и позволяет себе вполне пиратские выражения, свет притворяется шокированным, но его терпят, поскольку… О, он все-таки Йейтс и прирожденный джентльмен. К тому же забавен и очень, очень богат.