Серафим | Страница: 115

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Богач приказывал слугам подавать на столы лучшие блюда и лучшее вино. Вино уже плескалось в кратерах. Кувшины с вином стояли сзади, за спинами пирующих. Господь медленно отпивал из кратера. Его глаза были ясные, прозрачные.

И тут отворилась дверь, и вошла женщина. Женщину эту все знали в том городе. И сторонились ее. Это была та женщина, что приняла щепоть пыли из руки Его ученика. Все стали шептаться: это грешница, гоните ее. Фарисей сделал знак рукой: погодите, – потому что женщина глядела на Господа, а Господь глядел на нее. В руках женщина держала белый алавастровый сосуд с тонким горлом.

Господь возлежал и молчал, и женщина тихо подошла к Нему.

Она опустилась перед Ним на колени. Он молчал. Он глядел, как по щекам ее слезы медленно ползут.

Ноги Господа, нагие, без сандалий, были спущены с лежанки на пол. Женщина, плача, налила в ладонь жидкости из сосуда, и по залу разлилось благоухание. Женщина стала возливать миро из ладони, и потом — из тонкого горла сосуда на пыльные, утомленные ноги Господа.

Слезы капали на ноги Господа, миро лилось на голени, ступни, и слезы и миро мешались, и тогда женщина сдернула повязку с головы своей, и освобожденные волосы упали ей на плечи, полились золотым маслом по спине. Она брала рыжие, золотые пряди в руки и вытирала им ноги Господа, как если бы это не были косы живые, а тряпица для уборки. И она улыбалась.

И Он улыбался, не останавливал ее.

Лишь чуть к голове ее, к блестящему золотому, в свете лампионов, затылку — кончиками пальцев прикоснулся.

И хозяин сказал гостям тихо, но все услышали: если бы Он был пророк, то знал бы, кто омывает Ему ноги миром и кто касается Его и ласкает, ибо эта женщина — продажная, ночная!

Господь услышал эти слова. И обернулся к хозяину. И так сказал ему: Симон!..

И более ничего не сказал.

И замолчал фарисей, устыдившись.

И тогда Господь наклонился к женщине, грешнице, и взял ее выпачканные в душистом мире руки в свои, и коснулся легкими губами ее горячего лба, и так сказал, обернувшись к хозяину дома: Симон, подумай сам, вот Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал полить, чтобы омыл Я ноги после долгого пути; а она слезами облила Мне ноги и косами головы своей отерла. Ты не поцеловал уста Мои при встрече, в знак любви, а она все это время, пока Я тут у тебя, не перестает целовать ноги Мои; ты головы Мне маслом не помазал, в знак дружбы и святости, а она миром драгоценным помазует Мне ноги. А Я так скажу тебе: простятся ей все грехи ее тяжкие за то, что она любит сильно, всем сердцем!

И спросил фарисей, устыдившись, опустив голову: Учитель, а есть грехи, что не прощаются?

И сказал Господь: кому мало прощается, тот мало любит.


ПРО ИКОНУ ВЕЛИКОЙ ЛЮБВИ

Зачем я пересказываю самому себе Апостола Луку? Зачем я снова и снова повторяю эти слова, что наизусть давно уже знаю, что и в храме читаю, и на сон грядущий твержу остылыми губами? Что мне в них? Зачем я все думаю, думаю об этой их встрече?

Все в Евангелии есть — икона; и само Евангелие — такая тайная, словесами начертанная на бумаге, драгоценная икона, и недаром Евангелие в праздники выносят для целования, на вид, к народу, как икону.

И вот гляжу я на эту икону. На Спасителя и Марию Магдалину. Как она Ему ноги миром святым поливает, слезами омывает. Какая красота! Какая… боль…

И радость, радость какая. На полмира!

Золотая икона. Светятся волосы Магдалины. Струятся, светятся волосы Спасителя, широко раскрыты Его глаза, и тоже горят, как свечи во тьме храма.

А потом — вдруг — закрываются, когда золотая волна Магдалининых кос вздымается, как прибой, и падает Ему на голую голень, на натруженную стопу…

И этот запах, запах, святое миро струится по иконе, течет, льется, как слезы, и нет им конца… Блеск волоса в косе!.. – а Он хвать, и поймал, как рыбку, ее вскинутую руку, и нежность, и легкая, ветром пустынным, степным, благословенная ласка, и прощение, и утешение, и теперь уж и смерть сама — не страшна.

И женщина улыбается, подняв голову, глядя на Господа своего; а потом оборачивает голову на иконе, и лицо ее светится изнутри, будто там, под щеками, во лбу, разом вспыхнули сотни свечей! Золото! Счастье! Любовь!

Любовь… Лю-бовь…

И медленно, широко, как на всходящее солнце на сенокосе, я встаю перед этою иконой и крещусь на эту икону — на Предвечную Икону Великой Любви.


ПРО МАТЬ ИУЛИАНИЮ

Почему мне — именно мне — дано так неотступно видеть это? Думать о них двоих?

Рядом со мной вон чистая душа живет. Варит мне, убирает за мной, стирает. Послушание у нее такое. Из монастыря прислали.

Старается… Баба как баба. Обычная баба. Варит, парит… мельтешит по избе…

Грешен! Нельзя так! Спасибо тебе, душа простая, Иулиания, хорошая моя, что ты так за мной терпеливо, старательно ходишь! Что б я делал тут, в деревне, без женской заботы, без бабьего обеда! Ну да, конечно, варил бы себе кое-что… жалкое мужичье варево…

Грех так думать. Научился бы; и стряпал бы хорошо. А как отшельники живут? Схимники? Как преподобный Серафим Саровский в пустыньке своей жил?

То-то же. Бога не гневи.

Не гневлю, Господи; прости, Господи.

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного.


ПРО СВЯТУЮ РЫБУ ХРИСТА ЦАРЯ

Рыбы, медленно идущие, видимые в прозрачной воде, как медленные живые золотые слитки… идут, плывут, вода колышется слегка, солнечное марево висит, соединяя воду и воздух, и острые лучи прокалывают водную гладь, и золотят святую чешую, и рыбы… рыбы…

Ласка живого хвоста. Пророчество золотого зрачка.

Любовь малых, сирых плавников: Рыбы, вы плывете и несете любовь, вы есть любовь, Рыбы, вы есть сама любовь.

Вот одна подплывает ближе, ближе. Еще ближе.

И Тот, Кто стоит на берегу и улыбается, и глядит на них, заходит в теплую воду по щиколотки — и встает на спину огромной Рыбы загорелыми, золотыми ногами.

Вот стоит Он на Рыбе!

И руки поднял вверх!

И кричит: радуйся, Солнце! Радуйся, Рыба живая! Радуйся, море мое соленое! Радуйся, всякая тварь живая! Царь твой, полный любви к тебе, приветствует тебя!

И глядят на это чудо рыбаки, друзья Его. И тоже вздевают вверх грубые руки! И радуются!

Рыба, Рыба, большая Рыба, огромная, ясная Рыба, ты сверкаешь и паришь, ты в бездне мировой, ты — внутри любви Моей, ибо люблю Я все живое, и жизнь — великий Праздник, Богом Предвечным данный всякой живой твари! Радуйся, радуйся, Рыба благодатная! Рыба великая!

Я скажу тебе — и ты слуг твоих, Рыб золотых, пришлешь к лодкам рыбаков, возлюбленных друзей и сыновей Моих, и они закинут сети — и выловят многочисленное рыбье стадо твое, кишащую челядь твою, золотую, искристую свиту твою! На радость людям, в пищу людям выловят!