Атлантическая премьера | Страница: 118

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Я не буду помогать коммунистам! — упрямо сказала Мэри.

— Пара уколов в задницу — и ты будешь послушной, — улыбнулась Киска. — Вовсе не обязательно хотеть, чтобы помогать.

— Может быть, ты и Энджела сделаешь послушным с помощью уколов в задницу?

— вызывающе спросила медведица.

— Нет, — сказала Киска. — Я просто считаю его последним из моих шести мужей. Я была единственной женщиной в мире, которая имела гарем из шести мужей. Сейчас их у меня будет столько, сколько я захочу, но официальным мужем будет Энджел, и все мои дети будут носить его фамилию — Рамос. И не надо злить меня, милая девушка. Я тоже люблю демократию, но коммунизм мне нравится все больше. Это начинаешь понимать только тогда, когда становишься вождем трудового народа. Для женщины это особенно приятно, потому что можно дурачить не одного мужчину, как обычно, а сразу многие тысячи. Что касается Анхеля, то я выделяю его из общей массы, потому что он единственный из ныне живущих мужчин, который прожил со мной целый год. Кроме того, у него есть один любопытный способ введения пениса, который я у других не встречала и хотела бы попробовать снова.

— Ручаюсь, что я знаю, о чем вы говорите, — нахально оскалилась медведица, рассчитывая, очевидно, что ее пристрелят, и тем она жутко насолит Киске.

— Очень может быть, — спокойно согласилась Киска и очень разочаровала Мэри. — Ну а сейчас хватит валять дурака, обесточьте свой аппарат и отправляйтесь со мной наверх!

Очередное сумасшествие

Вождиха хайдийского народа довезла нас до раскуроченного подвала на мотовозе в сопровождении своей охраны. Любоваться пристреленными лопесовцами у меня не было времени, но кости их изредка хрустели под колесами локомотива. Когда мы выбрались на свет Божий, то бывший лагерь ооновских бразильцев просто невозможно было узнать. Сожженная цистерна с горючим, которую я подорвал автоматной очередью с вертолета, была лишь маленькой частью общего безобразия. Все постройки были вывернуты наизнанку взрывами гранат и снарядов, выгорели дотла. Уцелел только флагшток, на котором уже развевался красно-черный флаг с золотой звездой и скрещенными мотыгами в обрамлении пальмовых ветвей и здоровенной шестерни с очень редкими зубьями. На закопченных стенах когда-то белых строений уже было написано два десятка лозунгов: «Революция победила!», «Да здравствует Свободная Хайди!», «Смерть фашизму!», «Лопес — импотент и рогоносец», а также много таких, которые я вспомнить стесняюсь.

В лагуне стояли три торпедных катера и «Дороти», над которой тоже развевался флаг Республики Хайди. Чуть в стороне от лагеря ООН, на небольшой прогалине в джунглях, были собраны все те, кого убили на острове, точнее, на поверхности острова. Человек десять революционных хайдийцев сортировали покойников, раскладывая отдельно — лопесовцев, отдельно — хорсфилдовцев, отдельно — бразильцев ООН и наконец — своих. Заодно они с интересом выворачивали всем карманы.

Едва я в своем оранжевом скафандре появился на вертолетной площадке в сопровождении Киски и Мэри, как среди солдат Революционных Вооруженных Сил сперва пошел шепоток, а потом все они, сбежавшись отовсюду, заорали:

— Вива Гагарин!

Как известно, Советы послали своего первого астронавта на Кубу спустя несколько лет после революции. Здешние ребята подумали, что им такое шоу покажут еще раньше. Правда, меня удивило, что они, при такой любви к Гагарину, не знают, что он уже давным-давно разбился. Впрочем, очень может быть, для них слова «Гагарин» и «астронавт» были синонимами.

Киска, подняв кверху руку и мягко помотав кистью в воздухе, остановила взрыв народного ликования. Стало тихо, и Киска объявила:

— Компаньерос! У меня сегодня еще одна очень радостная встреча — после успешного выполнения боевого задания Революции вернулся живым мой старый друг и гражданский муж — Анхель Рамос! Вива!

— Вива-а-а! — многие десятки голосов подхватили этот клич. Мне пришлось уклоняться от рванувшихся ко мне идиотов, мечтавших пожать мне руку или похлопать по плечу. Охрана Киски, слава Богу, отсекла большую часть толпы. Тем не менее я получил не менее трех десятков хлопков по обеим плечам, а от рукопожатий кисть правой руки даже покраснела, словно ее ошпарили кипятком. По-моему, эти идиоты были убеждены, что боевое задание Революции я выполнял в космосе. Охрана Киски все-таки распихала моих и ее восторженных поклонников, после чего благополучно провела к резиновой лодке. На ней нас довезли до «Дороти», куда я ступил с тем же чувством, с каким человек, долго не бывший дома, возвращается туда и застает там грабителей.

На всех палубах расхаживали с автоматами разных систем, опоясанные пулеметными лентами, хайдийские революционные матросы. Каждый из них был готов разогнать хоть двадцать учредительных собраний и не делал этого только потому, что на Хайди никаких учредительных собраний никто не собирал. Они, разумеется, презирали всю буржуазию и помещиков, вместе взятых, и только ждали сигнала, чтобы начать их топить. При этом они хищно поглядывали по сторонам, будто ожидали, что какой-нибудь буржуй вынырнет из лагуны, но совершенно не обращали внимания на Синди, Джерри, Соледад и Марселу, восседающих в шезлонгах под тентом и пивших кока-колу, — символ американского империализма. За отдельным столиком сидели еще трое — три дамы. Одеты они были точно так же, как и прочие пленники, — то есть в купальные костюмы. Первая была ослепительная высокорослая блондинка датского или шведского типа, вторая — миниатюрная, коротко стриженная азиаточка, круглолицая и раскосая, третья — массивная, хотя и довольно стройная негритянка, но не шоколадная, а совершенно черная. Я сразу припомнил, что подобный набор наложниц имел дон Педро Лопес, который вроде бы перед бегством с острова собирался их оставить Хорсфилду. По идее, они должны были сейчас находиться в субмарине, лежащей на глубине в триста футов под водой. Я даже вспомнил их имена: Сан, Мун и Стар.

Едва мы поднялись наверх, и матросы перестали орать: «Вива!"» в честь Киски, лидер Хайдийской революции нежно обняла меня за талию своей железной лапкой и представила публике еще раз. Я посмотрел на лица Марселы и Соледад. У обеих креолок они сильно вытянулись. Когда Киска повторила свое представление по-английски, то лица вытянулись и у всех остальных.

Матросы еще раз грянули «вива!», но Киска подняла руку вверх и велела им убираться с палубы. Остались только охранники.

— Через двадцать минут, — посмотрев на часы, объявила Киска, — сюда прилетит вертолет «Чинук» республиканских ВВС. На Хайди я отправлю мистера Купера, Марселу, Соледад, Сан, Мун и Стар. Все вы будете поселены в надежном месте, где за вами будут присматривать и хорошо с вами обращаться. Мисс Уайт и мисс Грин будут участвовать в подъеме золота с затонувших судов. Компаньеро Рамос, разумеется, останется со мной.

— Послушайте, сеньора, — явно выходя из себя, произнесла Соледад, — не слишком ли много вы на себе берете?

— Я беру ровно столько, сколько мне позволяет революционная совесть, — железно отчеканила Киска, — если у вас есть какие-то претензии к моему мужу, то изложите их письменно и отдайте моему адъютанту. Я рассмотрю их в установленный срок и приму решение.