— Да, — покачал головой я, — такую хитрость может придумать только женщина! Если за него кто-то может похлопотать перед дель Браво, то перед этим страшным мафиози Родригесом у него защиты нет. А если ты ему прокрутила пленки, которые показывала нам вчера, то у него возникла повышенная забота о своем здоровье.
— Увы, он совершил свою последнюю сделку! — с притворной скорбью в голосе сообщила Соледад. — Через десять минут, — она поглядела на мерцающие стенные часы, — его самолет поднимется в воздух и возьмет курс на Хайди. Наш пилот выведет его на Акулью отмель и выпрыгнет на планирующем парашюте с маленьким воздушным винтом за спиной. Парапланист через полчаса приводнится в нашей бухте, а самолет Купера вместе с его подручными врежется в воду. Примерно к ночи начнется ураган — и концы в воду, а Акулья банка трупов не отдает.
— А этот тип, который знает дель Браво, он не вмешается?
— Вмешается. Но будет уже поздно, — уверенно ответила Соледад, и мне вдруг стало не по себе оттого, что я так просто, спокойно беседую с этой красавицей жараракой о делах подлых, мерзких и вероломных.
Видно, в моих глазах что-то такое промелькнуло, потому что Соледад поглядела на меня очень неласково.
— Все. Больше ничего не спрашивай. Иначе — убью! Ты узнал ровно столько, чтобы висеть между жизнью и смертью. Я здесь вовсе не затем, чтобы говорить о делах. Я получила редкую возможность поразвлечься и расслабиться. Впереди три дня урагана, это только по прогнозам синоптиков, которые врут безбожно. Нам придется стоять здесь безвылазно, пока океан не уймется.
Из-за окна каюты донесся рев моторов взлетающего гидроплана. Бедный Купер!
Соледад послушала, как эти моторы несут Купера на съедение акулам, и сказала:
— Сейчас я уйду, мне нужно будет проконтролировать, как все это закончится. А к тебе пришлю Марселу, по-моему, уже время ланча. Больше двух раз ее не трахай, а то к вечеру останешься пустым.
Соледад оделась, предварительно ополоснувшись в душе, и, шелестя волосами, долго причесывалась, суша волосы феном. Потом ее выпустили из каюты, а я остался сидеть взаперти. Минут через пятнадцать в каюту пропустили Марселу с подносом, на котором стояла бутылка кока-колы, гамбургер с булкой, мороженое с накрошенным бананом.
— Привет! — сказала Марсела с сочувствием. — Ты сидишь под арестом, и проклятая тюремщица Соледад подвергает тебя изнасилованиям?
— Вроде того, — кивнул я, — хотя насчет изнасилования — это слишком сильно сказано.
Марселочка прибыла в своем (точнее, позаимствованном у Мэри и Синди) зеленом купальничке, на нее мне было смотреть приятно, но — не более того. Кока-кола и гамбургер привлекали меня много больше, мороженое — тоже.
— Тебя кормили? — спросил я, пытаясь быть джентльменом, но слава Богу, делиться гамбургером мне не пришлось.
— Мэри сидит на компьютере, словно нанятая, и ругается, потому что ее под охраной заставили готовить завтрак, а потом ланч на всю эту банду, которая у нас на борту. Их тут десять, не считая Соледад. Завтраком накормили и Купера, который только что улетел. Соледад отпустила их всех на гидроплане, кроме Купера-младшего. Его и Синди заперли в каюте напротив нашей. Пост ООН разоружен, этих бразильцев вместе с комиссаром поймали на заре, без единого выстрела. Их держат в вертолетном ангаре. Рядом, метрах в пятидесяти от нас, стоит яхта Соледад. Там держат пленных шведов с «Ульрики», — Марсела шепотом выпалила мне всю известную ей обстановку.
— А ты где сидишь? — спросил я.
— Вообще-то в соседней каюте, ближе к корме. А Мэри — через каюту, ближе к носу. Но нас постоянно выводят. Мэри — потому что работает на компьютерах, без нее к ним никто не может подойти. А меня — потому что Соледад считает меня самой глупой и думает, что я ее больше всех боюсь. Я ее и правда боюсь, но не настолько, насколько она думает. А я, между прочим, пока хожу туда-сюда по яхте, кое-что подмечаю. Вся банда разделена на три группы. Одни на берегу, сторожат бразильцев. Другие — на яхте Соледад, которая называется «Орион». На носу у нее стоит пушка, которая убирается под палубу, а ближе к середине — два больших пулемета, они тоже убираются под палубу. Просто я видела, как их поднимали и чистили, а потом опускали. Соледад знает, что мы с Мэри не сможем договориться. Она хитрая.
Пока она тараторила, я съел все, что было на подносе, не тронув только стекло и фарфор. Жизненный тонус прибыл, поднялся.
— Ну, как тебе Соледад? — спросила Марсела с плохо скрываемой ревностью.
— Только не говори, что у вас ничего не было и вы два часа беседовали о Священном Писании…
— А я и не буду этого утверждать, — ответил я. — Тебе обстоятельно рассказать, с подробностями?
— Но она не могла тебе не понравиться, — Марселочка явно настырничала, — я знаю эту гадину, она кого угодно сведет с ума. Но не потому, что ей кто-то нравится, а потому, что ей от кого-то что-то нужно.
— Она же профессионалка, — сказал я, пожав плечами, — ей положено использовать секс в целях производства прибыли и создания прибавочной стоимости… Так сказал наш великий учитель Карл Маркс.
— Я тоже шлюха, — проворчала Марсела, — заработок есть заработок, но если клиент мне выплачивал оговоренную сумму, я никогда не высасывала из него больше, чем нужно. А она со всех тянула подарки, очаровывала тех, кого не только что не любила, а ненавидела смертной ненавистью. Вот эти изумрудные сережки, которые она носит сегодня, — подарок дона Паскуаля Лопеса. Им цена
— не одна тысяча долларов. Гонорар, который мне предлагали — семьсот за визит. Она же мне сама рассказывала, какой этот Лопес зануда и слизняк, однако так его охмурила, что он в буквальном смысле вылизывал ей языком промежуток между ягодицами…
— Фу, — сказал я, передернувшись, — зачем ты мне после еды рассказываешь такие гадости?
— Это для того, чтобы ты не очень задирал нос, после того как за сутки переспал с четырьмя подряд. Я одна отношусь к тебе бескорыстно. Мэри просто захотелось попробовать, что такое мужчина, Синди приревновала к тебе Мэри и решила ее наказать, а Соледад — для каких-то своих грязных делишек. Кроме того, она очень тщеславна, ей всем хочется утереть нос…
Я очень по-хозяйски развязал бантик на спине и снял с Марселы зеленый бюстгальтер.
— Ты свежее ее… — сказал я, сдергивая трусики и поглаживая прохладную попку Марселы. Она повисла у меня на шее, подцепила пальцами своих ножек мои плавки и сдернула их с меня так ловко, что я даже опомниться не успел.
Мы шлепнулись на ту же самую простыню, где я лежал с Соледад, и Марсела брезгливо проворчала:
— Все своими духами провоняла!
Тем не менее уже через секунду, сладко ойкнув от нежного предмета, вонзенного с надлежащей осторожностью, она жадно обвила меня руками и затряслась, словно подключенная к установке для пытки электричеством.