Семья Эглетьер. Книга 3. Крушение | Страница: 85

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Они пошли дальше в молчании. Филипп говорил себе, что должен поблагодарить сына, показать, как он тронут его вниманием, но не мог. В его глазах подобная доброта граничила с глупостью. Дойдя до площади Франциска I и остановившись перед дверями конторы, он проговорил наконец:

— Я рад твоему решению, Даниэль. Ты скоро поймешь, что юриспруденция — живое, захватывающее дело… И в ней полно философии!

Он дружески похлопал сына по плечу. Сияющий Даниэль схватил руку отца, с силой пожал, глядя ему прямо в глаза, — словно приносил присягу.

Расставшись с Филиппом, он с гордостью прочел на медной табличке справа от входа название «Юридическая контора Эглетьера» и с чувством выполненного долга зашагал прочь. Принесенная жертва доставляла радость. Мечтая стать преподавателем философии, он думал лишь о том, чтобы продлить наслаждение туманными умствованиями, не заботясь о процветании близких. Манкировал обязанностями мужа, главы семьи, забывал о каждодневной жизни. С этим покончено! Отныне на него можно полностью положиться! Даниэль ощущал себя чистым, надежным и полезным существом. Отец, конечно, все еще слишком потрясен гибелью Жан-Марка, чтобы до конца оценить обязательство, взятое на себя его младшим сыном. Позже он поблагодарит Даниэля за то, как сдержанно и вовремя он пришел на смену старшему брату.

Легкое облачко закрыло солнце, но настроение Даниэля осталось радужным. В раненой насмерть семье он один был в состоянии перебороть наваждение несчастья. Он вернет им всем вкус к жизни. И прежде всего — отцу. Внезапно Даниэль вспомнил о Кароль, о том, как она стояла в церкви, за колонной. Он никому ничего не сказал тогда. Возможно, то был добрый знак? Раз Кароль захотела прийти на службу, значит, она все еще ощущает себя членом семьи. И сожалеет об уходе из дома. При создавшемся положении лучше будет, если она вернется. Как бы там ни было, они счастливо жили в пору ее «царствования». Даниэль был совершенно убежден, что отец страдает из-за этого разрыва. Некоторые люди предпочитают плохие отношения полному отсутствию таковых. Освободившись от цепей зависимости, они падают в пустоту. Размышляя таким образом о важной роли женщины, дающей мужчине полноту ощущения жизни, Даниэль оказался перед собственным домом, не заметив, что прошагал пол-Парижа пешком. Между тем в голову ему пришла захватывающая мысль: он отправится к Кароль — с Франсуазой или с Маду, опишет ей, в каком ужасном состоянии находится отец, и приведет ее обратно на рю Бонапарт. Это будет высокая дипломатия.

До крайности воодушевленный своим планом, Даниэль, как на крыльях, влетел в свою комнату. Даниэлы с Кристиной не было. Он постучал в дверь Мадлен — никого. Его внимание привлек стук пишущей машинки в гостиной. Франсуаза работала за журнальным столиком, сидя лицом к открытому окну.

— Куда все подевались? — спросил Даниэль.

— Дани отправилась на прогулку с Кристиной. Мадлен ушла вместе с Аньес.

— С Аньес? Зачем это?

— За покупками, наверно.

Он рухнул в кресло, расстегнул ворот рубашки и ринулся в бой:

— Знаешь, кого я видел в церкви, тогда, на службе? Кароль!

Франсуаза резко обернулась к брату. Лицо ее закаменело.

— Что ты сказал? И она посмела?!

— А почему бы и нет? Кароль выглядела такой потерянной! Смерть Жан-Марка наверняка стала для нее ужасным ударом!

— Ну еще бы!

— Не думаю, что папа ее видел. Ему было бы приятно узнать, что она приходила. В душе он все еще ее любит. Да и она его тоже… Иначе не явилась бы на похороны. По-моему, она легко даст уговорить себя вернуться!

— Да о чем ты говоришь? — пролепетала Франсуаза. — Ты хочешь, чтобы она вернулась сюда, чтобы жила с нами?

— Ну… да… а что такого?

— Ты просто рехнулся.

Возмущение сестры внезапно взбесило Даниэля. Она всегда терпеть не могла Кароль. Давняя, ни на миг не угасающая женская ревность, когда из-за каждой промашки и мелочи вспыхивает опустошительное пламя!

— Ну, ты-то, конечно, против! — ехидно заметил он. — Не выносишь ее! Почему, кстати? Так вот, на сей раз я обойдусь и без твоего одобрения! Пойду к ней один!

— К ней? Ты? — закричала Франсуаза. — Нет, Даниэль, ты не имеешь права! Это будет… недостойно!.. После того, что она сделала!..

— Нас не касается, что она сделала! Раз папа с ней счастлив…

— Речь не о папе, а о Жан-Марке!

— Да знаю я, знаю, ты мне говорила, что у Кароль и Жан-Марка был легкий флирт. И что теперь? Ничего страшного!

Франсуаза одним прыжком подскочила к брату, застывшему в кресле.

— Жан-Марк погиб по вине Кароль.

— Это уж слишком, Франсуаза! — запротестовал Даниэль.

— Нет, нисколько! Она принесла в нашу жизнь грязь, порок и ложь! Она развлечения ради разрушала все, к чему прикасалась! Она была любовницей Жан-Марка!

— Неправда! — в ужасе прошептал Даниэль.

— Правда, мой дорогой, правда!

— Но почему ты мне ничего не говорила раньше?

— Я не имела права. И потом, ты был так молод!

— Молод?! Слишком молод?! Да что за чушь? Неужели Жан-Марк мог… как он?.. Какая низость!

— Не обвиняй его, Даниэль. Он был так похож на отца… Так слаб… Кароль завладела им, сбила с толку, вскружила голову!.. Он ведь так и не оправился от этой истории… Его женитьба на Валери была бы всего лишь бессмысленным, диким вызовом!.. Он ее не любил!.. — Франсуаза замолчала, сотрясаясь от рыданий. Потом, взяв себя в руки, спросила: — А ты собирался просить Кароль вернуться?

Даниэль хлопнул себя ладонью по лбу.

— Хорош бы я был, идиот чертов! Невероятно! Мы сидели по уши в дерьме, а я ни о чем не подозревал!

Он встал и начал вышагивать по комнате, сжав кулаки, кидая вокруг себя мстительные взгляды, как будто выискивая затаившегося врага.

— Если бы я только знал, прижал бы ее к стенке, эту мерзавку, и тряс бы до тех пор, пока она не запросила бы пощады! Я бы все объяснил отцу, заставил бы его выставить гадину за дверь!.. Она бы убралась отсюда, а не Жан-Марк, клянусь тебе!..

Наступила тишина. За окном, перебивая друг друга, щебетали птицы. Даниэль снова повалился в кресло.

— Прошу тебя, не рассказывай ничего Даниэле, — прошептала Франсуаза. — Так будет лучше для нее. И папе ничего не говори. Он уже настрадался! К чему теперь ворошить эту грязь? Все кончено…

У Даниэля перехватило горло, и он молча кивнул.


Аньес тяжко вздохнула, передавая Мадлен костюм из серой фланели.

— Какой он был красивый в этом костюме! Помните, мадам?

Не отвечая, Мадлен сложила одежду и убрала ее в чемодан. Так, теперь рубашки. Аньес передавала ей их по одной, будто желая продлить пытку, смотрела, как побитая собака, и под этим взглядом Мадлен слабела от тоски и нетерпения. Она схватила в охапку все так хорошо знакомые ей пестрые галстуки и кинула их на белье, как клубок змей. Решив освободить комнату Жан-Марка, она не сомневалась, что ее ждет тяжкое испытание. И все-таки дело придется довести до конца. Никто в их растерявшейся от боли утраты семье не способен ее заменить. Мадлен приняла решение одна, ни с кем не советуясь. Здесь поселится Николя, а квартиру на рю Сен-Дидье сдадут, она стала ненужной. Мадлен все решала за детей сама, ни с кем не советуясь, понимая, что сейчас они нуждаются в ней, как никогда прежде! Только это обстоятельство извиняло ее, давало силы действовать.