А раньше все время объяснял Вите, какие они друзья неразлучные и какой он, Колышкин, такой-растакой, особенный. Витя, конечно, и сам про себя кое-что понимал, но все ж таки от директора приятно было это услышать, чего говорить.
А теперь Федорыч на чаек или телевизор уже к себе не приглашает. Хорошо хоть ребятам его не выдал, тогда бы точно Вите трындец.
Но сторониться Колышкина он стал. С таким видом мимо ходит, для меня, мол, все равны.
Как же, «равны»!
У Федорыча теперь Танька Сороквашина в любимчиках, поэтому ему и не до Вити, чего ж тут непонятного. Он небось Таньку зажимает у себя в домике, щупает, с Витей-то такие номера не очень проходили…
Колышкин опять остановился, сердце уже выскакивало, уж больно крутой пошел подъем. Но ничего, чуть-чуть осталось.
С одной стороны, вроде в лагере тихо стало, а с другой — с каждым днем все хуже и хуже. Стал Федорыч всех на виноградники гонять, лозу подвязывать. С кем-то он там договорился за бабки. И всем объяснил, что это часть программы, трудовое воспитание, и что лагерь, мол, на самообеспечении.
Только что это за программа такая и куда эти бабки заработанные идут, никто не знает. Сам бы попарился целый день на жаре!..
Ну, Витя и придумал способ, как быстро норму выполнять. И всех научил. Дело нехитрое.
«Элементарно, Ватсон!» Защепки от белья, которое на заднем дворе сушится, используются.
Вместо того чтобы весь день пахать, за пару часов тогда все сделали. С виду-то вроде нормально, можно купаться идти, отдыхать. Ну, они и пошли.
А потом там, на пляже, когда дождик зарядил, опять же не кто-нибудь, а Витя Колышкин научил всех, как костер разжечь. С одной спички, между прочим. Он это хорошо умеет, с детства, когда с отцом на рыбалку ездил, навострился.
Ну а после, когда вернулись, проблемы начались. Защепок хватились и про Витю дознались.
Вот тут-то Федорыч себя и показал. Громы метал перед всем лагерем, гнобил Колышкина изо всех сил. Как только не обзывал!..
Будто никогда никакой дружбы между ними и не было.
А когда Витя за Лешку и Серого начал вступаться, которые защепки тибрили, то тут директор и вовсе озверел. И выгнать пообещал, и родителям сообщить.
В общем, когда это произошло и Витя стал все обдумывать, то тут-то он про книжку и вспомнил. Это ж прямо удивительно, один к одному! Миф про Прометея.
Прометей был титаном, а титаны боролись с богами. И главный бог Зевс попросил Прометея помочь ему в борьбе. Ну, Прометей и согласился. И конкретно помог. Точно, как Витя.
Зевс-громовержец победил титанов и сверг их, опять же, кстати, по совету Прометея, в недра Тартара. А сам завладел властью над миром и разделил ее с новыми богами-олимпийцами. А Прометею, другу своему, который все для него сделал, никакой власти не дал. Не доверял он ему.
А когда Прометей стал защищать несчастных смертных людей, которых Зевс хотел погубить, то тут он вообще озверел, совсем как Федорыч, и Прометея зверски возненавидел.
А Прометей, между прочим, был очень душевный титан, пожалел не обладавших еще разумом людей. Потому что не хотел, чтобы они сошли несчастными в мрачное царство Аида. И он не испугался, наплевал на Зевса, вдохнул им надежду и похитил для них божественный огонь, несмотря на то, что знал, какая кара постигнет его за это. Даже страх ужасной казни не смог удержать этого гордого, могучего титана от его желания помочь людям.
Именно так оно и было, как по писаному. Федорыч его после всего, что он для него сделал, возненавидел, а сам он, Витя Колышкин, помог людям.
Всем ребятам помог. Научил их полезной вещи.
И огонь тоже для них добыл. Все тогда согрелись, благодарили его.
А Лешка с Серым потом удивлялись, как это он против Федорыча выступил, не побоялся. Теперь они еще больше удивятся.
Потому что он, как Прометей. Гордый, с несокрушимой силой духа.
Когда Прометей похитил для людей огонь и научил их кое-чему, жизнь на земле стала счастливее. И Зевс, понятное дело, этого стерпеть не мог. Он жестоко наказал Прометея.
Приковали его к высокой скале, и там, под палящими лучами солнца, а также под дождем, градом и снегом, он висел. Или лежал, неважно.
Главное, что подлюге Зевсу и этого показалось мало! Он наслал на Прометея огромного орла с могучими крыльями, который каждый день прилетал, садился на грудь Прометея и терзал ее острыми когтями. А клювом рвал ему печень.
Колышкин остановился в очередной раз, отдышался и заодно пощупал, где у него печень. Вроде бы нашел.
До скалы оставалось совсем чуть-чуть.
Короче говоря, орел терзает мужественного Прометея, и кровь прямо потоками льется, на солнце застывает такими черными сгустками, разлагается, и все вокруг воняет со страшной силой. За ночь все ужасные раны у Прометея заживают, печень отрастает, а утром опять прилетает орел его терзать. И так без конца.
Прометей, конечно, от этих тяжких мук притомился сильно, но не сломлен страданиями его гордый дух.
Кончался миф хорошо. Геракл, сильнейший из людей, спасал гордого титана, разбивал своей палицей оковы, а великодушный и несломленный Прометей, видимо, прощал сволочь Зевса.
Тут, кстати, не очень было понятно. Потому что Прометей в этом месте открывал Зевсу страшную тайну, как ему избежать злой судьбы. Так что получается, что простил.
Может быть, и он, Колышкин, в конце концов простит Федорыча и кое-что ему откроет.
Может быть.
А пока что надо все сделать, как он решил. Вот уже и скала, вот она, родимая.
Скалу эту Витя приметил еще две недели назад, в их первый поход на гору Конь. Гора называлась так потому, что издали и вправду чем-то походила на конскую голову. Скала же возвышалось немножко в стороне, метров на десять пониже самой вершины. Он просто еще тогда не знал, для чего она ему пригодится. Но увидел, что в ней два железных крюка торчат, и чем-то она ему понравилась. Сразу понял, что за них удобно руками держаться.
Он даже тогда сфотографировался на скале. Лег, ухватился за крюки; получилось красиво — как распятый Христос. Лешка его щелкнул. Жалко вот сейчас некому щелкнуть.
Впрочем, все впереди. Он пока на самом деле еще и не готов.
Готов он будет к вечеру. Или завтра. А может, даже и послезавтра… Совсем изможденный, истерзанный, но не сломленный духом.
Что потом будет, например через два дня, Витя думать не стал. Дальше послезавтра колышкинская фантазия не заходила.
По Витиной задумке он должен был стать новым Прометеем. Не случайно же столько совпадений. Теперь всего лишь надо все довести до конца. Чтобы полностью так, как в книжке.