— Да, мама, — говорит он, питая ее фантазии, как она сейчас напитает его жизненной силой.
Он проводит рукой ей по горлу, задерживаясь на каждой морщинке. Она расстегивает ворот платья и приспускает платье с плеч. Сдвигает бюстгальтер, обнажая морщинистую грудь.
— Пей меня, — хрипло шепчет она.
Она чувствует прикосновение ледяных губ. Стальной укол звериных клыков. Она чувствует, как течет теплая кровь, мягко покалывает кожу. Она чувствует дрожь их извращенной близости. Она пьянеет от этого ощущения. Она думает: я кормлю моего ребенка, моего дорогого ребенка. Она закрывает глаза и упивается тем единственным экстазом, который еще может чувствовать ее постаревшее тело.
лабиринт
Что это было? Такой жуткий вой…
Карла села на постели. Пальмы раскачивались на ветру за окном. Полная луна светила сквозь ветви. Рваные тени от листьев ложились на красное шелковое покрывало, как острые черные зубы. Снова раздался вой — страшный, зловещий. Дети ночи.
Идиотское совершенно клише из вампирских фильмов, но Карле действительно было не по себе. Она встала с постели и потянулась за своим синим халатом, который висел на спинке плетеного кресла.
Она подошла к окну.
Кто там бежит по лужайке? Волк? Или молоденькая девчонка, в зыбком свете луны, в тени от кирпичной стены, что окружает владения Тимми?
Карла быстро отвернулась. От Тимми мне ничего не грозит, подумала она, вспомнив слова Марии. Мария! Вот женщина, которая воспринимает реальность явно неадекватно. Живет в призрачном мире грез. Они здесь все сумасшедшие, все как один. Официанты за ужином кружили над столом, как грифы-стервятники.
Она задернула шторы.
Теперь тени-челюсти пальм зарябились на шелковых шторах.
Как в детстве, когда по ночам в каждой тени ты видишь чудовищ… зажмурив глаза, не решаясь смотреть…
Мне уже хорошо за сорок, сказала она себе. Я работала с шизофрениками и психопатами. Я профессиональный психиатр. Я могу справиться со своим страхом. Тень — очень сильный архетип. Но я помогла многим людям взглянуть в лицо их теням и успешно их преодолеть. Почему же я так боюсь своей собственной тени?
Она легла и попыталась заснуть, но сон упорно не шел, хотя вой за окном прекратился. Промучившись целый час, Карла решила выйти на улицу.
— Он же сам говорил, что у него от меня нет секретов, правильно? — сказала она вслух, чтобы ободрить себя звуком хотя бы какого-то голоса. Она открыла дверь и вышла на огороженную перилами площадку, покрытую толстым ковром. Пошарила рукой по стене, но выключателя не нашла. Снизу сюда доходил бледный размытый свет — скорее всего свет луны, который сочился в высокие окна или сквозь этот пластмассовый купол.
Она осторожно пошла вперед, ведя рукой по стене. Здесь были еще какие-то двери. Откуда-то издалека доносилась музыка. И детский голос. Тимми? Может быть, это была его запись.
Осмелев, она попробовала подергать первую дверь. Дверь была заперта. Вторая тоже, и третья. Похоже, пение доносилось откуда-то сверху. Тут есть еще один этаж? Да. В конце площадки, за приоткрытой дверью, виднелась лестница. Карла пошла туда. Толстый мягкий ковер поглощал все звуки, как будто впитывая их в себя. Впечатление было такое, как будто ты не идешь, а паришь в нескольких сантиметрах от пола.
Может быть, мне это снится.
Снова послышалось пение; а откуда-то издалека — опять вой. Карла поставила ногу на первую ступеньку и испуганно вздрогнула, когда ступенька скрипнула под ногой. Но она все же пошла вперед, морщась от пронзительного скрипа старой рассохшейся древесины. Здесь было еще темнее. Наверное, эта лестница, ведет на чердак, решила Карла.
Теперь — запах сырости. Промозглый холод в затхлом заплесневелом воздухе. Когда глаза Карлы привыкли к темноте, она разглядела, что вышла к пересечению нескольких коридоров. Странно. Даже в таком большом доме не могло поместиться столько проходов и коридоров. Это просто нереально. Она споткнулась обо что-то…
Сломанная кукла с лицом цвета слоновой кости. Один глаз, наверное, закрыт. Карла подняла куклу с пола и едва ли не с почтительным благоговением усадила ее у стены с растрескавшейся штукатуркой.
Теперь громче — музыка… один коридор был заметно светлее, чем все остальные. На стенах горели электрические светильники в виде старинных канделябров. Грязные, как будто закопченные обои: желтые цветы, грубо прорисованные колибри. Музыка: фортепьяно, то умолкает, то вступает по новой, звонкие переливчатые арпеджио; и божественный голос Тимми парит над мелодией. Карла дошла до конца коридора, где был широкий дверной проем, занавешенный тяжелой портьерой, отвернула плотную ткань и заглянула туда.
Просторная комната, вся уставленная электронной аппаратурой. На стене — огромный плакат. Тимми в вампирском плаще а lа Дракула. Снимок с обложки альбома. Деревянный пол, покрытый темным лаком. Белый концертный рояль возвышается над электронными синтезаторами и колонками. Яркий свет от флуоресцентных ламп под потолком…
Тимми сидит за роялем. Карлу он не видит. Его глаза налиты кровью, с уголка губ стекает тонкая, алая струйка. Кровь капает на отвороты куртки его голубой пижамы. Он музицирует и время от времени напевает. Левой рукой он выстраивает достаточно простенький ритм, правой выводит приторно-сладкие гармонии. Его песня — как греза, сонная, отрешенная. Но что он поет? Карла уловила лишь несколько слов, но совершенно бессмысленных.
А потом — почти незаметно — он начал менять гармонии, смешивая арпеджио, пока они не превратились в серию мощных пульсирующих аккордов. Ритм рок-музыки под его левой рукой резко сбился и перешел в отчетливый мелодический ряд, и Тимми запел песню, которую Карла знала, которую часто слышала, когда была замужем за Стивеном… Шуберт. An die Musik.
— Du holde Kunst, — пел Тимми. — О прекрасное искусство…
У нее перехватило дыхание. Он это услышал наверняка, но продолжал петь. Насколько Карла могла судить, его немецкий был безупречен. И сверхъестественная — неестественная — чистота его голоса, который не просто звучит, а; как будто сияет неземным светом…
Что происходит? Она, Карла Рубенс, плачет?! Наверное, потому что ей вспомнился Стивен: как он приходил домой с репетиций, весь — огонь и порыв, весь охваченный вихрем своей музыки, завороженный ее пламенем, так что Карле казалось, что он видит ее насквозь… видит сквозь нее что-то такое, чего не видит она…
Песня кончилась, и Тимми поднял глаза. Наверняка он заметил Карлу. Но сейчас она не могла с ним разговаривать. Она развернулась и побежала обратно по коридору. Свет электрических свечей странно подрагивал и расплывался перед глазами, затуманенными слезами. Она почти ничего не видела. Где она? Похоже, она потерялась. Пересечение семи коридоров… оно должно быть где-то здесь. Налево. Нет, направо. Куда-то туда… она ворвалась в почти непроглядную тьму. И сами коридоры… они сдвигались, меняли форму… они были не наяву, а внутри сознания… у Тимми в голове…