К галдящей группке подошел следом за дочками Ларри О'Доннел. Как и вчера, он выглядел ковбоем с рекламной картинки. Крутым Хорошим Парнем, который обязательно приходит на помощь всем попавшим в беду (и, наверное, минут десять в неделю все-таки гоняет коров с одного пастбища на другое, на ходу клеймя их и помогая некоторым отелиться — геройство геройством, а на хлеб зарабатывать надо). Отступая от законов жанра (никакой шляпы, прижатой к груди, предсмертных хрипов и взмыленного коня, с которого следует упасть, тоже нет), я взглядом попросил его прекратить дурацкую шумиху. До сих пор не знал, что умею телепатировать (с девушками никогда не получалось), но Ларри сигнал бедствия принял.
— Хватит вам, — обрубил он трескотню Линды. — Дома никаких дел нет, что ли? А вы, мистер Пиле, шли бы да прилегли, скоро ведь работать придется.
Какая работа в деревне по силам старику лет семидесяти, который без трости ходить не может? Но дряхлый мистер Пиле, как и все остальные, вскинул голову и вгляделся в небо.
— Похоже на то, — согласился он. — Неделька осталась, а то и меньше.
— Вот и отдыхайте, набирайтесь сил. А ты как сейчас себя чувствуешь, Уолт?
— Лучше, — буркнул я.
— Голова не кружится?
— Нет.
— Слышали? — слегка повысил голос Ларри. — С ним все в порядке. Так что нечего на человека наскакивать скопом.
— Мы пойдем Роджеру на поле помогать, — сообщил ему Чарльз Маккини. — Присоединиться не хочешь?
Губы Ларри дернулись в усмешке.
— Я, кажется, ясно сказал: эти дела — без меня.
— А теперь и без него, выходит? — Дольф ткнул пальцем в Делберта.
Он был взрослым человеком; лично я задолго до совершеннолетия считал себя абсолютно взрослым мужчиной и представить не мог, что мой отец вдруг надумает отвесить мне затрещину, как это сделал сейчас со своим сыном Чарльз. Случись такое даже в мои школьные годы, я закатил бы жуткий скандал, и потом отцу пришлось бы долго искать меня у знакомых, по вокзалам и в городском парке. А Дольф только набычился.
— Он свое получит, — Чарльз зыркнул на Делберта, но снова распускать руки не стал. Зато на топорной физиономии его сына впервые появилось довольное выражение.
— Это точно, — буркнул он. — Ну, идем работать?
Я посмотрел на его руки: здоровенные красные клешни. Что Маккини делали в поле? Явились оттуда с пустыми руками. И, между прочим, я не слышал, чтобы где-то рядом с деревней работал комбайн или трактор. К меннонитам [3] моухейцы не принадлежат, лампочки, магнитофон и машины мне точно не привиделись — почему тогда на полях вкалывают вручную?
— Уолт, с этим мальчишкой тебе и правда болтаться не стоит, — сказал Ларри, кивнув на Делберта. — Если скучно бродить одному, мои девочки составят тебе компанию.
Айлин засияла улыбкой. Глаза Айрис забегали между мной и Делбертом. А он упрямо смотрел в сторону. Я оказался в положении феи, которая примчалась помогать бедной сиротке и вдруг узнала, что вместо этого может приятно провести время с самыми красивыми из рыцарей-эльфов. У нормальной феи в таком случае сразу отказывает волшебная палочка, тыквы не превращаются в кареты, и вообще сиротка остается чистить печку, даже не заметив, что над ее домом вроде бы кто-то пролетел.
Но из меня получилась бы самая жалостливая фея на свете.
— Спасибо, Ларри, — сказал я. — Но я обещал парню, что мы поговорим. И он как раз сейчас свободен… В общем, извини, но я не люблю менять планы.
В глазах близняшек вспыхнули растерянность и обида. А их отец снова усмехнулся.
— Как знаешь, Уолт. — И повторил слова, которые я уже слышал: — В Моухее гостям ни в чем не отказывают.
«Кроме нормальной жизни», — подумал я. Но оставил эту мысль при себе.
* * *
Когда мы с Делбертом вышли за деревню, перед нами до самого горизонта развернулась нетронутая прерия. Должно быть, такой ее видели индейцы сотни лет назад. Но ни бизоны, ни домашний скот здесь не паслись, это даже я, горожанин, понял. Трава была сочной и высокой, изредка в ней вспыхивали белым или красноватым дикие цветы.
— Что я вам должен рассказывать? — спросил Делберт.
— Для начала объясни, почему у приезжих начинаются галлюцинации.
Он отвел взгляд и быстро облизнул губы, но я видел, что здесь ему намного спокойнее, чем в деревне, и понимал: огрызаться парнишка больше не станет.
— Место такое, — оправдал он мои надежды. — Я по телику передачу видел: есть курорты, где тяжело больные выздоравливают почти без лечения. Воздух там особенный или вода. Приехал человек умирающий, погулял недельку вокруг источников, подышал — и все в порядке. У нас, наверное, что-то вроде этого.
— Только наоборот, — усмехнулся я. Делберт пожал плечами.
— От кошмаров никто не умирает. Я тоже иногда страшные сны вижу. Ерунда, утром забываются. Что вам о растениях рассказывать?
— Все, что знаешь.
Я вытащил из кармана записную книжку и в течение минут сорока заполнял одну из пустых страниц названиями местной флоры. Они оказались на удивление поэтичными: Делберт сразу признался, что научных определений не знает, только те, которыми в Моухее пользуются.
— Вот это, — сообщил он, захватывая пальцами небольшой кустик пушистой, похожей на аспарагус травки, — язычок жаворонка. Видите, цветы на язычки похожи, так изогнуты.
Я кивнул и записал рядом с названием «розовые мелкие цветы». Чуть выше на странице стояли пометки «пушистая метелка» и «трава как трава».
— Зачем вам это надо? — спросил вдруг Делберт.
— Начну новую книгу с описания вот такого луга.
Мальчик сощурился и присмотрелся ко мне внимательнее, чем к травинкам, будто отыскивал на моем лице клеймо «врун».
— Мистер Риденс говорит, что это несовременно. И вообще надо поменьше описаний в книгу наталкивать, а то редактор ее забракует.
— Необязательно.
— Он говорит, все редакторы — кретины.
— А я говорю, среди них есть прекрасные люди. Делберт нагнулся к очередной травинке, сорвал под корень длинный стебелек с миниатюрной раскидистой метелочкой на конце, повертел его в руке и сунул в рот.
— Кто из вас лучший писатель: вы или мистер Риденс?
Чудненький вопрос! Скажи «я», получишь презрительный взгляд: «Хвастун ты, дядя». Скажи «он» — взгляд окажется в лучшем случае снисходительным: «Я так и думал, что ты бездарь». Захотелось в свою очередь спросить: «Кого из родителей ты больше любишь?» Хотя, если вспомнить поведение мистера Энсона, ответ станет ясен заранее.
— Мы работаем в разных жанрах, — сказал я после паузы.