Услышав, что меня интересуют реликвии древнего периода, опытный купец, вместо того чтобы признаться, что ничем подобным не располагает, стал, как это принято на Востоке, с бесконечными подобострастными улыбками и поклонами предлагать мне все подряд. Чтобы хоть как-то от него отделаться, я, даже не надеясь на удачу, спросил, нет ли у него каких-либо изображений солнца, и вдруг увидел на его лице выражение явного облегчения. Улыбаясь еще шире, старик взял меня за руку, провел в самый дальний угол помещения и указал на лежавшие там предметы. Я отрицательно покачал головой, поскольку все они, как мне показалось, тоже принадлежали к раннему мусульманскому периоду. Купец тем не менее настойчиво предлагал мне рассмотреть товар более внимательно, и мне, чтобы соблюсти приличия, пришлось склониться пониже.
В тот же миг сердце едва не выпрыгнуло из моей груди. Я поднял на старика расширенные от удивления глаза и тут же снова уставился на камень с вырезанным на нем символом Атона – не просто солнца, а именно Атона – и двумя согбенными в поклоне фигурами. Изображение было полностью идентично тому, что я видел в карьере, когда работал под началом Ньюберри. И, хотя здесь никаких надписей не имелось, явно относилось к тому же периоду. Увидев мое волнение, старик тут же не преминул заломить несусветную цену. Сам камень мне нужен не был, но я бы охотно заплатил за информацию. Однако в ответ на вопрос, откуда попал к нему этот артефакт, старик лишь пожимал плечами и улыбался...
– Я хочу лишь узнать, как и откуда попала эта вещь к вам, – снова и снова повторял я.
Мое упорство испугало старика, и вместо прежней улыбки лицо его исказила гримаса страха Обещания хорошо заплатить за нужные сведения, сопровождаемые демонстрацией вынутых из бумажника купюр, должною действия не возымели: владелец лавчонки лишь перепугался еще пуще, принялся нести полнейшую околесицу и даже замахал руками, словно прогоняя меня прочь. Не помогло и увеличение суммы вознаграждения. В конце концов я ушел, так и не добившись своего.
Можете себе представить мой гнев и разочарование: наткнуться на столь интересную вещь – и уйти ни с чем! Не переставая проклинать тупость и непреклонность старика, я продирался сквозь толпу и в какой-то момент уже намеревался было повернуть обратно и предпринять еще одну попытку. Но едва я остановился, как почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав. Оглянувшись, я увидел молодого подручного упрямого торговца.
– Господин хотел узнать, откуда тот камень? – спросил парнишка и после моего кивка сказал: – Он из мечети.
– Из какой мечети? Это здесь, в Каире?
Паренек ухмыльнулся.
Я полез в карман за деньгами.
– Господин должен иметь в виду: сведения, которые его интересуют, очень опасны, – промолвил он, не сводя оценивающего взгляда с банкнот.
– Чем? – спросил я.
– Плохая мечеть, господин. О ней идет дурная слава.
Я добавил несколько бумажек и отдал ему деньги.
Паренек убрал бакшиш в карман, взял меня за руку и с заговорщическим видом повел в темную боковую аллею.
– Нужная вам мечеть, господин, это мечеть аль-Хакима, – промолвил он. – Давным-давно он был халифом и правил всеми арабскими землями, но его называют злобным безумцем. Некоторые даже поговаривают, будто он служил силам тьмы и поклонялся не Аллаху, а Иблису.
– А как этот камень попал к старику?
– Мечеть заброшена, господин, так что моему дяде не составило труда вынуть камень из кладки.
– Но почему он не рассказал мне об этом сам? Что его так испугало?
Парнишка отвел глаза, а когда снова воззрился на меня, пальцы его нервно теребили висевший на шее амулет.
– Вырезать солнце на камне, составляющем стену мечети, это великий грех, равно как и вынуть камень из ее стены, – промолвил он, понизив голос. – Если кто-то узнает о дядином поступке...
– Да кто о нем может узнать? Тем паче что мечеть, как ты сам сказал, заброшена.
Паренек пожал плечами, однако я заметил, что разговор явно начинал его тяготить. Мой юный собеседник занервничал и теперь выглядел почти столь же испуганным, как его дядя.
– Прошу прощения, господин... мне надо идти... – сбивчиво бормотал он.
– Постой. Скажи, как мне найти эту мечеть аль-Хакима? Где она находится?
– За Баб-эль-Фатх, за Северными воротами, – крикнул в ответ парнишка, уже на бегу оглянувшись через плечо.
Проводив его взглядом, я задумчиво осмотрелся. Уже смеркалось, на небе начали проступать звезды, и должен признаться, что воспоминание о страхе, который внушала эта мечеть обоим торговцам, едва не заставило меня перенести визит туда на другой день. Но на завтра у меня были запланированы дела за пределами Каира.
Поинтересовавшись, где находится Баб-эль-Фатх, я выяснил, что это не так уж далеко, и ноги чуть ли не сами понесли меня через многолюдный даже в вечернее время базар на север. При мысли о том, что суеверие может оказаться заразительным даже для вполне рационального ума, на моих губах появилась смущенная улыбка.
Когда крытый рынок остался позади, толпы на улицах поредели, зато основательно прибавилось мусора и отходов. Чем дальше, тем уже и мрачнее становились улицы, а нависавшие над большинством из них балконы делали вечернюю тьму еще гуще. Из окон не просачивалось ни единого лучика света. Стих даже шум, что казалось особенно странным для Каира. И все же я не мог отделаться от ощущения, что за мной пристально наблюдают. Казалось, будто за каждым зарешеченным окошком скрываются внимательные глаза. Впечатление это усиливалось часто встречавшимся на стенах изображением глаз, смотревших с раскрытых ладоней: по местным поверьям, этот магический знак защищал от проклятия.
По мере того как улица становилась шире, глаза на стенах попадались все чаще. Вглядевшись в сумрак, я увидел впереди очертания массивных ворот – Баб-эль-Фатх. Где-то за ними должна находиться пресловутая мечеть аль-Хакима. Правда, пока мне удавалось разглядеть лишь примыкавшую к арке полуобвалившуюся стену, настолько убогую, что можно было лишь подивиться нерасторопности властей, до сих пор не распорядившихся ее снести. Даже по сравнению с остальной частью, прямо скажем, запущенной улицы этот участок поражал заброшенностью и захламленностью. И тем не менее эти руины обладали некой необъяснимой притягательной силой. Почти против воли я подошел к воротам и заглянул в проем. За ним виднелся двор, вымощенный поблескивающими под луной мраморными плитами, хотя при более близком рассмотрении оказалось, что мрамор давно растрескался, и сквозь него обильно пробиваются сорняки. Двинувшись дальше, я обнаружил громоздящиеся обломки, остатки стен и справа и слева от себя два четко вырисовывавшихся на фоне звездного неба минарета. В тот же миг сердце мое сжалось от леденящего страха: я понял, что нашел мечеть аль-Хакима.
* * *
Преодолев иррациональное чувство подавленности, я двинулся к дверному проему под ближайшим минаретом. Казалось, что каменная кладка там сохранилась лучше, а это порождало надежду на какую-нибудь заслуживающую внимания находку. Над дверью имелась арабская надпись, однако настолько затертая, что мне с трудом удалось разобрать лишь отдельные слова: "аль-Вакиль" (не иначе как имя), "это место" и уже по другую сторону от проема – "тьма".