* * *
…Мартин никогда не задумывался о смерти. Не думал он о ней и сейчас, когда стоял, прижавшись лопатками к холодной церковной двери. Он мог умереть. Он должен был умереть. Смерть смотрела на него из маленьких медвежьих глаз, горевших злым огнем. Еще он ощущал пустоту. Связь ушла. Последние ее изумрудно-золотые нити — золотистые, как жидкость в прозрачном клюве инжектора, — рвались и рассеивались, сливаясь с зеленым мертвенным светом небес. В сущности, смерть уже произошла, и все остальное было бессмысленным трепыханием в ледяной проруби. Андроиду захотелось взвыть, и он завыл, закинув голову к равнодушному мертвому небу. Громадный медведь, уже опустивший лапу на первую ступеньку лестницы, заколебался. Остановился. Зверь стоял, шумно и тяжело дыша, кровь стекала по его бронированным бокам и замерзала на холоде потеками черного воска.
Затем Йорек фыркнул, развернулся и повел свою стаю прочь из города — туда, где над костяным лесом белыми гребнями вздымались дикие горы, не принадлежавшие ни людям, ни андроидам, ни вообще никому.
Мартин сжал звенящий череп руками и медленно осел на засыпанный снегом порог.
Там его и застал сержант Рой Батти.
А еще через два часа, когда с неба ударили прожектора вертолетов и на поселок посыпались черные фигурки с десантными ранцами и лазерными винтовками, Мартина в Авроре уже не было.
* * *
На рассвете солдаты закончили поиски и разложили покойников на площади аккуратными рядами. Как ни странно, погибших оказалось не так уж много — всего двадцать человек. Некоторые, правда, были изъедены до такой степени, что в кровавых огрызках сложно было опознать человеческие существа. По площади потерянно бродили выжившие. Кто-то плакал. В основном молчали. Доктор Андерсен и армейский врач строчили в планшетах медицинские свидетельства. Джон Нанук с шерифом давали показания. Баркер и Дрейфус торчали рядом с медвежьими тушами и старательно делали вид, что они тут ни при чем.
Батти и Мэттьюс стояли на крыльце бара. Мэттьюс курил, сбрасывая пепел на веранду. Нанук ночью потушил гирлянды, и они свисали с козырька, как не-опрятная паутина. Снег под крыльцом нежно розовел, но уже не от крови, а от первых солнечных лучей. В тени он казался лиловым.
— Что дальше, сэр? — тихо спросил сержант.
Мэттьюс хмыкнул и оглянулся на Нанука. Эскимос вдохновенно врал — это было видно даже отсюда. Шериф неохотно подтверждал его враки.
— Инуиту на хрен не надо выдавать дроидов, — процедил маршал и щедро сплюнул в снег. — Порушится весь его бизнес. Шериф ничего не скажет. Яйцеголовые во всем обвинят своего начальника, а его покроет та армейская шишка, что финансирует всю эту херь, и дело потихоньку спустят на тормозах, если не проведают журналюги. Ну и мы конечно же ничего не скажем. Так что дальше мы сядем в вертушку и уберемся отсюда. Не знаю, как ты, а я рвану во Флориду. Тепло, пальмы и девочки. Надо прогреть кости после этой чертовой полярной зимы.
— А Си-двадцать пять…
Мэттьюс резко обернулся к нему и сощурил светлые глаза, в ясном утреннем свете казавшиеся почти прозрачными.
— Он заслужил свое имя, ты не находишь, железяка? Зови его Мартином.
— А меня вы по-прежнему называете железякой, сэр, — улыбнулся андроид.
— А кто ты есть? Железяка, и точка, — хмыкнул в ответ маршал. — Так что называю и буду называть.
Сержант пожал плечами и кивнул на двух стоявших у вертолетов офицеров в пятнистой униформе.
— Если вы правы и эксперименты на этой базе финансируют военные, они не допустят, чтобы мы распространялись о том, что тут видели. Возможно, нас ликвидируют.
Маршала, похоже, это не впечатлило. Он потянулся, громко хрустнув задубевшей на морозе кожаной курткой.
— Ликвидируют? Вряд ли. Мы — ценный ресурс. Может, потрут память. Мне. А тебе просто прикажут забыть. Ты ведь всегда подчиняешься приказам, железяка?
Андроид вгляделся в лицо человека. Хотя маршал говорил совершенно серьезно, глаза его смеялись — кажется, в первый раз с их встречи. И возможно, в последний.
— Генерал Амершам, вы снова неверно меня поняли. Где вы обнаружили в моих расчетах указание на то, что Морган следует устранить?
— У вас сказано, что Морган— узловая фигура, связанная с опасностью прорыва.
— Узловая, да, но не причина. Не обязательно причина. Из-за того геноцида, что вы устроили моим реципиентам, я не могу добиться идеальной точности прогноза. На Морган, несомненно, сходится несколько магистральных линий, но это, скорее, указывает на ее лабораторию. В прорыве может участвовать она, кто-то из ее сотрудников, любой человек, имеющий соответствующий доступ… да хоть вы.
— Опять вы хамите, доктор.
— Я пытаюсь втолковать вам, что вы ошибаетесь. Может быть, смертельно ошибаетесь. Морган связана с прорывом, но в расчетах нет однозначности. Возможно, она единственная фигура, способная предотвратить катастрофу.
— Меня не интересуют ваши домыслы, Харпер. Я военный человек. Я вижу опасность, я принимаю решение, я действую. Решение принято.
— Господи боже мой, генерал. Вы берете две неопределенности— Морган и Ричарда— и пытаетесь свести их в одной точке. При этом надеетесь получить точный результат? Это даже не глупость, это просто безумие.
— Харпер, вы можете чирикать, сколько вам угодно, и пудрить мне мозг своей псевдонаучной чушью. Факт тот, что я оплачиваю ваши вшивые эксперименты. Я пользуюсь их результатом так, как считаю нужным. Морган будет устранена. Попробуете вмешаться— и с вами случится что-нибудь нехорошее.
— Хорошо, генерал. Спасибо. Я вас понял.
Гудки в трубке
[Конец записи]
07.08.2036 14:30 Сообщение Саманте Морган [от абонента +1402xxxxxxx]:
«Пожалуйста, перезвоните ASAP».
07.08.2036 14:33 Сообщение с номера Саманты Морган:
«Извините, не могу сейчас говорить. В чем дело?»
07.08.2036 14:33 Сообщение Саманте Морган [от абонента +1402xxxxxxx]:
«:) Генерал, будьте тоньше».
07.08.2036 14:34 Сообщение с номера Саманты Морган:
«Это не генерал, а Алекс Вечерский. Я сотрудник доктора Морган. Я вам перезвоню. Не пишите больше на этот номер».
Если бы Соки сказали, что вечером она будет пить чай с гигантской жабой, девушка… нет, впрочем, уже не удивилась бы. Но и особого желания бы не выказала. Тем не менее жаба за чайным столом присутствовала и восседала в большой, изрядно помятой алюминиевой кастрюле с водой, заполняя ее почти целиком. У жабы были красивые глаза, оранжево-золотистые, но в остальном она напоминала то ли болотную кочку, обросшую серо-зеленым мхом, то ли причудливую подушку для иголок. Жаба тяжело дышала, раздувая бородавчатые бока, и пялилась на Соки. Звали это выдающееся земноводное Милочкой.