Русалка фыркнула. Взор ее блуждал беспокойно по странно серебристому пустому небу.
— На Змея надейся, а сам не плошай, — пробурчал Сопун. — Лучше бы ему вернуться поскорее. Неладное со временем делается, день слишком долог, а это значит, что и темнота может подкрасться внезапно. Да и впереди подозрительно притихло. Я вот думаю, что нам не худо бы снова вызвать Лесного хозяина.
Сопун ехал впереди всех, а говорил обернувшись к товарищам, поэтому немало перепугался, когда почувствовал, что его Воронок встает на дыбы, а справа от проселка трещат ветки. Оказалось, что это Лесной хозяин, перепрыгнув через придорожные дубы, лихо приземлился прямо под ноги Воронка. Видно, при этом леший забыл о своей ране, потому что распрямлял ноги скривившись и рукою держась за правый бок. Люди успели спешиться, а Медведь — соскочить с телеги, в общем, все товарищи, кроме русалки, оставшейся на месте, уже окружили лешего, когда он, по-прежнему скособоченный, сумел заговорить:
— Не хер меня березками вызывать, мужики, — и без того много лесу загубили! Ох, недаром опасался я этих клятых немцев с их длинными пищалями! Сумели, канальи, мне, Лесному хозяину, пулей в бок угодить! А потом, когда уже пришел я в себя, перевязал рану, да и взялся за негодяев по-настоящему, они догадались переодеться да переобуться шиворот-навыворот — и развеяли чары. Вот-вот будут на Чертовой мельнице, умники…
— Это та мельница, у коей запруда на болоте? — оживился Сопун.
— Она самая. Там мы их и прижучим, если Велес даст.
Тут Медведь рыкнул, привлекая внимание хозяина и приятеля, потом принялся бить себя в грудь лапами, желая, по-видимому, показать, что такое несчастье могло случиться только в его отсутствие. Раскинул передние лапы пошире и направился к лешему на задних, ворча умильно и высовывая острый красный язык. Леший принял зверя в объятия и потрепал по холке:
— Славно, друг, что ты с людьми остался. Еще застрелили бы тебя те негодяи — что бы я тогда без тебя делал?
А Медведь, зацепив когтями, осторожно размотал на лешем кушак, отвернул полу кафтана и принялся зализывать рану. Лесной хозяин закрыл глазки, его безбровое лицо разгладилось и приняло довольно глупое выражение.
Сопун кашлянул, прочищая горло:
— Спасибо тебе, Лесной хозяин, что бился за нас за всех и рану принял. Теперь мы к бою-драке тоже готовы, а Домашний дедушка нам и лошадок наших вернул.
— Ох уж эти немцы! Да не конец ли света приближается? А супостаты ваши могут, на
Чертовой мельнице не останавливаясь, выйти снова на дорогу, а та через пару часов их приведет на Бакаев шлях. А я вот прямо сейчас на весь лес ночную темень напущу, безлунную. Тогда им на мельнице уж точно придется остановиться.
Тогда вскинулась из телеги Зелёнка:
— Дядюшка, да подожди ты с теменью! Там мой мил-друг Змей летает, боюсь, как бы он в темноте меня не потерял.
— Мил-друг? Змей? Уже он тебе мил-друг, негодница? Что он тут делает, этот прощелыга, в моем лесу? Мало ему сельских и городских вдовушек, теперь моим собственным дурочкам головы кружит! Да уж не замуж ли ты за него собралась, Зелёнка! Смотри у меня! Моей власти, Лесного хозяина, над тобою, вертихвосткою, еще никто не отменял!
Тут русалка встала в телеге во весь свой рост, подбоченилась, склонила зеленую головку набок и принялась отвечать весьма велеречиво — и столь визгливо, что Медведь, продолжая зализывать рану хозяина, предпочел бережно развернуть его так, чтобы закрывал от разгневанной лесной ведьмы. Из того, что успел услышать Сопун, прежде чего догадался заткнуть уши, самым пристойным было сожаление о том, что немец попал из мушкета в правый бок «лесного Ирода», а не на полсажени ниже и влево. Мертвому батьке Сопуна услышанное уже по барабану, для Домашнего дедушки, хоть и ссорятся они с Лесным хозяином, леший и русалки все-таки свой брат, однако сам Сопун, хоть и был колдун, не желал бы услышать об отношениях между малыми и большими божествами чего-нибудь лишнего и соблазнительного для себя как для человека. В таких делах излишнее знание столь же опасно, как и полное невежество.
Визг и крики Зелёнки оборвало только возвращение ее долгожданного дружка. Приняв человеческий облик, Змей отряхнулся, почистил перчаткою рукав и застенчиво обратился к Зелёнке:
— Пока летел я, свистело у меня в ушах, однако послышалось мне, моя милая, что ты песенку пела…
— Все мои песни о тебе, мой сладкий, — проворковала она как ни в чем не бывало. — О том я пела, что тебя давно не видала.
Леший рыкнул. Чтобы предотвратить ссору, Сопун спросил торопливо:
— Так что же удалось тебе разведать, скорый летун?
— Да не разведка то была, колдун, — так себе, безделица. Супостаты наши у Чертовой мельницы, отселе версты две, не больше. Видно, станут лагерем. Кони пьют из запруды как были, взнузданные, не расседланные, а они сами рядом с ними лакают, как собаки. Поставили было дозорного, да и он к запруде прибежал.
— И все-таки мне неясно, станут ли они там отдыхать, — прогудел леший. — Ну хоть сам опять беги к ним да смотри.
— Мне кажется, станут, — встрял Сопун. — Они же и не ели с утра, разве что на ходу. Им надобно огонь развести, котел повесить, сварить кашу. А нам хорошо бы туда засветло попасть, чтобы успеть ямы-ловушки выкопать, самострел и капканы установить. Сейчас они воды напьются от пуза, а потом им понадобится вылить лишнее. А мы тут как тут!
— Теперь мне тоже кажется, что они разобьют стан. Что же до ночи, так ночь давно настала, до рассвета сейчас. — Лесной хозяин прищурился на по-прежнему странносеребристое небо, пощелкал языком, — да, еще порядочно осталось, пятая часть ночи примерно… Ночь, когда надо будет, я очень просто вам верну, вот сделать наваждением из ночи день — сие уже чарование большое, без помощи Хорса не получается. Давай, Михайло-друг, теперь наворачивать кушак будем.
Медведь зацепил когтем кушак, а когда убедился, что хозяин закрепил противоположный конец за очкуром штанов, отошел на задних лапах на длину кушака и принялся бегать по сужающемуся постепенно кругу, наматывая пояс ровно и туго. Леший похвалил умного зверя, подпрыгнул на месте и заявил, что готов пуститься в путь.
— А что будем делать, если они, коней напоив и напившись, ушли от Чертовой мельницы? — хмуро спросил живой мертвец.
— Тогда нам придется, батя, их догнать и ударить в спину. Ничего иного не придумаешь, — развел руками Сопун.
— Разве что я нашлю темень перед самим нашим нападением, — проворчал Леший. — Надежду имею, что их пищальники не видят в темноте, как кошки.
— Зато я вижу, как кошка, — вскочил с облучка домовой. — Разгоню телегу, а сам пересяду на коренную, ударю оглоблей по дозорному, вскочу паршивцу на спину и задушу вот этими своими руками!
— И мне немца, и мне! — завизжала Зелёнка, и было заметно, что огорчила тем своего дружка. — Защекочу усатого красавчика!
— Тихо! — Это мертвец не вынес визга русалки. — Надеюсь все же, что они на мельнице. Тогда мы должны подъехать незаметно, ползком выбрать место для ловушек, а поставим их уже в темноте, так и быть. А как будем готовы, мы, мужики, затаимся возле ловушек, а ты, Зелёнка, и ты, Змей, вы останетесь с лошадьми и телегой. Чтобы было на чем, если побьют нас, сматываться.