– Шедченко не способен любить. Он не захочет прощения и света.
– Не понимаю, – тихо ответила Анна.
– Ты поймешь, – пообещала Мария.
Не было сил. Карамазов все-таки остановился, перетянул раненую руку, но крови было потеряно слишком много.
Его клонило в сон, словно после самой напряженной тренировки. Сможет ли полковник его догнать, выследить… ведь и ему приходится остерегаться милиции…
Все едино. Даже если сад не оцеплен, если он сможет выйти и поймать машину… нет, чушь. Никто не возьмет окровавленного человека.
От тоски и бессилия хотелось кричать. Илья уже не бежал, шел, в глазах темнело. Потом он увидел девушек и остановился.
Посланница Добра.
Все-таки и остальные решили вмешаться…
Илья поднял «стечкин» и оскалился в горькой улыбке. Как бы там ни было, часть задания он выполнит.
Посланница медленно пошла к нему. Следом, чуть отставая, явно напуганная, двинулась девушка-прототип.
– Ты умираешь, – сказала Посланница. Без того напора и убеждения, без той веры, что была ее оружием. Просто констатируя факт.
– Может быть. – Илья сделал шаг, прислонился к дереву. Снова улыбнулся. – Но ведь не один!
– Я могу спасти тебя.
Это было сказано просто, слишком просто для обмана. Опять-таки – только факт.
– Что это даст мне? – Илья повел стволом. – Стой. Ближе… нельзя.
Посланница остановилась.
– Жизнь. Прощение.
– Я ни в чем не виновен.
– Знаю. Ты сам жертва, Илья. И я могу дать тебе прощение… прощение и жизнь, новое служение.
– Я уже служу!
– Не все ли равно для тебя, кому служить?
– Нет. Не все равно. Я несу миру свободу… право каждого – быть собой. Не зависеть… от догм. Ты…
– Что ты знаешь обо мне? – Девушка села на корточки, зачерпнула ладонью мокрую листву. – Сядь, тебе тяжело…
– Я помню твои визиты…
– Помнишь ли, Илья? – Девушка смотрела с иронией, с насмешкой… Все они насмехаются. Но почему-то не было привычной ярости…
– Да! «Возлюбите друг друга», «простите друг друга», «повинуйтесь заповедям моим»… – Карамазов засмеялся. – «Не убий», «не прелюбодействуй»… Почему так много «не»? Где они, твои заповеди, а? Их чтут… словно музейный хлам. Кто верит в них, в твои законы?
– Кто сказал тебе, что они – мои?
Карамазов замолчал.
– Было время той доброты. Настало время иной.
– В чем разница?
– Я не даю скрижалей. Я несу свободу… свободу добра и милосердия. Свет новой доброты, которой жаждет мир. – Посланница Добра протянула руку, коснулась его щеки. – Приди к ней, к моей вере. К моему добру. К моей любви.
Илья потряс головой. Все сильнее и сильнее туман в глазах… Не тьма – туман… серость, красочная бесцветность.
– Ты обманываешь, – сказал он. – Обманываешь!
– Зачем? Правда – мое оружие. Правда лучше лжи, Илья. Она убедительнее.
– Ты хочешь законов… правил… рамок…
– Зачем? Моя любовь не знает границ. Мое милосердие прощает всех. Моя доброта не делает различий между невинным младенцем и тобой. Ни различий, ни снисхождений.
Девушка наклонилась к Илье, отстраняя оружие, заглядывая в глаза. Карамазов вздрогнул от прикосновения.
– Дурачок… – прошептала она. – Ни тебе, ни мне не победить в одиночку. Мы крайности… мы пугаем людей… Только вместе, только соединившись, мы дадим миру истину. Новую Доброту и новую Свободу.
– Так кто же из нас победит?
– Ни ты и ни я. Тьма твоя станет Светом, и Свет мой проникнет во Тьму. Зачем ненавидеть, когда можно любить? Мы дадим миру его… подлинного хозяина и Посланника. И он сотрет границу между Светом и Тьмой, принесет такую любовь и свободу, которую они жаждут.
– Я не смогу, – прошептал Илья. Признаться было страшно, но он все же закончил: – Я… никогда не мог…
– Со мной ты сможешь. – В глазах Посланницы было обещание. – Не бойся. Вместе мы можем все.
Илья прикрыл веки. Прошептал:
– Но я умираю.
– Я спасу тебя.
Аркадий Львович шел впереди. Кирилл вдруг подумал, что Посланник Знания похож на старую охотничью собаку, отчаянно пытающуюся взять след.
Сад был слишком большой. Удивительно безлюдный для неожиданно погожего дня. Что они тут ищут? Убийца давно уже скрылся, растворился в городских улицах.
– Кирилл, – тронул его руку Визитер. – Не думай так.
Мальчик не повернулся к нему. Они продолжали идти за Визардом, двое подростков в осенней тишине. Только Аркадий Львович шаркал ногами… он ведь устал не меньше их.
А может быть, куда больше. Он ведь болеет.
И он остался один…
– Ты еще знаешь, о чем я думаю, – сказал наконец Кирилл.
– Да.
– Виз, я не хочу… чтобы мы его нашли. Я боюсь.
– Знаю.
– Это глупо. Мы ничего не сможем сделать.
– Кирилл, мы должны.
– Виз, мы не сможем…
Визард вздрогнул. Словно услышал или увидел что-то, непостижимое для них. Обернулся. Покачал головой грустно, безнадежно, дожидаясь, пока они подойдут.
– Мальчики, дальше я пойду один.
– Почему? – резко спросил Визитер.
– Потому что так надо. – Аркадий Львович достал пистолет, передернул затвор. – Это уже рядом. И вы мне не поможете.
– Тогда зачем мы шли? – Казалось, что Визитер решил хоть в чем-то обвинить старика.
– Чтобы увидеть, конечно… – Визард присел на корточки. Замолчал, переводя взгляд с Визитера на Кирилла. – Ребята, мы все промахнулись… и Сила, и Власть, и Творчество. Нельзя было мерить старыми мерками, но этого так хотелось…
– Аркадий Львович, о чем вы? – тихо спросил Кирилл.
– О том, что происходит сейчас. – Старик, морщась, протянул левую, раненную руку, коснулся его щеки. – Понимаешь, добро всегда было добром, а зло – злом. Что-то могло меняться, мы порой хотели разного… но от начала времен был… запасной вариант. Кому отдать победу. На чью сторону встать.
Он казался теперь совсем-совсем старым. Безнадежно больным. Измученным, высосанным запредельной тоской…
– Аркадий Львович… – прошептал Кирилл.
– Я видел – ее добро становится хуже зла, – словно не слыша, сказал Визард. – Но не думал, что их альянс возможен. Мальчик…
Странно, почему-то он обращался не к Визитеру. Только к Кириллу.