— Нет. Ничего особенного, — ответила я. Меня так и подмывало спросить у них, что они сами здесь делают. И что у них в трейлере.
Но прежде чем я успела задать вопрос, они приставили ружья к поясу. И двинулись прямо на меня с холодным, бездушным выражением на лицах. Сейчас они были похожи на роботов.
Мужчины шли быстрым шагом, держа винтовки наперевес. Они неотвратимо приближались ко мне.
У меня не было шанса убежать.
— Что… что вы собираетесь делать? — спросила я, запинаясь на каждом слове.
— Будет лучше, если ты отдашь нам фотоаппарат, — проговорил лысый, устремив на меня острый, пронзительный взгляд.
— Простите, что вы сказали? — переспросила я с деланым недоумением.
— Пожалуй, мы заберем у тебя пленку, — сказал лысый. — Если ты не возражаешь.
— Я возражаю! — воскликнула я. — Решительно возражаю!
Но его напарник, не теряя времени даром, схватил фотоаппарат и стянул с меня ремешок через голову.
— Что вы делаете?! — заверещала я. — Он мне нужен. Это моя вещь!
Я сделала попытку схватить фотоаппарат и вырвать у него из рук, но промахнулась.
Толстяк открыл камеру, достал из нее бобину и засветил пленку. Он уничтожил мои фотографии! Вся моя работа пошла насмарку!
Затем он вернул мне фотоаппарат.
— Вы не имеете права так поступать! — прорычала я.
Они молча повернулись и направились к джипу, все еще держа ружья наперевес.
— Что у вас в трейлере? — крикнула я им вслед. — Что за звуки оттуда раздаются?
Мужчины обменялись вазглядами. Лысый закинул ружье за спину.
— Это олень, — сказал его напарник.
— Да, это олень, — подтвердил лысый, повернувшись ко мне. — Мы подобрали больного оленя.
— Но зачем вам ружья? — допытывалась я, пускаясь во все тяжкие.
— Они заряжены капсулами с транквилизаторами, — пояснил толстяк в кепке.
— Этого оленя нужно лечить, — добавил лысый. — Мы отвезем его в больницу.
— Тебе лучше держаться подальше отсюда, — предостерег меня его напарник. — Вот именно: подальше. И не надо фотографировать. Это опасно.
Как это понимать? Он мне угрожает?
Я наблюдала за тем, как они садятся в джип. Лысый завел мотор. Джип заурчал и выпустил из выхлопной трубы облако черного дыма, которое стало быстро подниматься к верхушкам деревьев. Затем джип тронулся с места, волоча за собой трейлер.
Я продолжала стоять на тропинке, призывая себя успокоиться. Мои кулаки сами собой сжимались и разжимались. Сказать, что я была в ярости, — значит ничего не сказать.
— Эти люди — лжецы и негодяи, — выговорила я вслух.
В трейлере был кто угодно, но только не больной олень. Как он мог стучать по стенке с такой силой, если был усыплен при помощи транквилизаторов?
Эти люди, безусловно, лгали. Нагло, прямо в глаза.
Я перепрыгнула через большой белый камень и отправилась домой. Но не успела я сделать и десяти шагов, как увидела маленькое существо, наполовину зарывшееся в мох.
Оно походило на новорожденного поросенка. У него были маленькие круглые черные глазки и аккуратный розовый пятачок.
Но это не мог быть поросенок. В этом лесу не водятся свиньи. Я нагнулась, чтобы получше его рассмотреть. Ты что, дикий поросенок? Что-то вроде маленького кабаненка?
Маленькое существо издало пронзительный визг — и прыгнуло прямо мне на руки.
Я вскрикнула от удивления и чуть не уронила поросенка.
Он сидел на моей ладони, глядя на меня смышлеными черными глазками.
— Вау! Ты, оказывается, компанейский парень, — сказала я ему, поднося ладонь ближе к глазам, чтобы получше рассмотреть малыша. — Я рада, что ты меня не боишься. Жаль только, дать тебе нечего.
Малыш склонил набок свою круглую головку, словно понял мои слова. Он снова взвизгнул, сморщил свой розовый пятачок, затем открыл рот. Я не без удивления обнаружила в нем два ряда необычайно острых зубов.
Мне пришло в голову, что я непременно должна сфотографировать этого зверька. Но у меня нет пленки. Значит, нужно принести го домой. Там я смогу заново зарядить аппарат и спокойно заснять малыша.
Он снова прыгнул. На этот раз мне на плечо.
Через секунду я ощутила очень болезненный укус в шею.
— А-а-а-а-а-а-а-а! — завопила я, когда зверюшка вонзила зубы в мое горло.
— Эй! А-а-а-а-а-а-а! — Я ухватила поросенка за спину и попыталась оторвать его от себя.
Но новый приступ боли заставил меня остановиться.
Боже, какая мука! Никогда в жизни я не испытывала такую жгучую боль. Она пронзала меня насквозь.
Зубы малыша впились в мою шею так глубоко, что отрывать его от себя было опасно. Я могла серьезно повредить себе горло.
— Не-е-е-е-ет! — простонала я, изо всех сил сжимая животное руками в надежде, что оно ослабит хватку.
Теплая жидкость начала стекать по моей шее. Это была моя кровь!
Я услышала хлюпающий звук. Этот чертенок сосет мою кровь, да еще и причмокивает!
Все мое тело содрогалось от боли.
Кровь струилась по моей шее.
Острые зубы малыша все глубже вгрызались в мое горло.
Хлюпанье, сопровождаемое чмоканьем, участилось и приобрело лихорадочный характер.
Господи, неужели этот свиненок высосет из меня всю кровь?
Сжав тельце поросенка с отчаянной силой, я почувствовала, что он раздувается. Он толстел по мере того, как его живот наполнялся.
Моей кровью!
Я открыла рот и издала вопль ужаса.
— Не-е-е-е-е-е-ет!
Существо продолжало с остервенением сосать кровь, вгрызаясь зубами в мое горло.
Я крикнула еще громче. Еще и еще.
Мне пришлось опуститься на колени, так как мои силы были на исходе.
И тут я услышала шум. Треск веток под чьими-то ногами.
Из-за деревьев показался мой отец. Его глаза сверкали, лицо было искажено страхом.
Отец скользнул по мне взглядом — и у него отвисла челюсть от изумления и ужаса, когда он увидел существо, присосавшееся к моему горлу.
— Сиди смирно! — крикнул он мне. — Не шевелись!
Он кинулся ко мне. Бросился наземь и схватил маленькое существо за голову.
— Не тяни его! — взвизгнула я. — Ты повредишь мне горло.