Аббат немного подумал.
— Нет, — сказал он, — в этом нет необходимости. Я видел только конец схватки, а передав месье де Келюсу вызов шевалье де Брука, ни в коей мере не могу отвечать за то, что за этим последовало. Но вы, mon cher виконт, совсем другое дело. Ранив одного из слуг и сыграв главную роль в остановке кареты, вы подлежите весьма серьезному обвинению.
— Я это знаю и намерен искать спасения в бегстве.
Вытащив шпагу, Роджер сел на лошадь и обратился к аббату:
— Теперь я вынужден проститься с вами. Сердечно благодарю вас за помощь в этом деле и буду молиться, чтобы вы из-за него не пострадали.
— Не бойтесь за меня, — улыбнулся де Перигор. — Чтобы сделать мою невиновность более очевидной, я намерен поехать в petit maison де Келюса и со скорбным видом подготовить его обитателей к встрече мертвого тела графа. Но ночь только началась, и прекрасная Олимпия не должна лишиться ужина. Я отвезу ее в Пасси в моей карете и сделаю все от меня зависящее, чтобы утешить ее в горе — потере богатого любовника.
Роджер не смог удержаться от смеха:
— Вы неисправимы, аббат. Если ваша жажда удовольствий не ослабеет, мы, возможно, еще побеседуем с вами об этой ночи за бутылкой доброго вина.
— Непременно, mon ami. Если будет издан приказ, препятствующий вашему возвращению, я разыщу вас, когда поеду в Англию. А пока что прошу передать от меня привет лорду и леди Грей и мистеру Питту, если вы его увидите. Воспользуйтесь также случаем, чтобы навестить вашего дядю, и скажите милорду Килдонену, чтобы он сообщил мне новости о вас, когда в следующий раз будет в Париже.
Де ла Тур д'Овернь уже повернул лошадь в сторону Севра. Роджер последовал его примеру, и, простившись с аббатом, они поскакали галопом в сгущавшейся тьме.
Спустя две мили они перешли на шаг, чтобы дать лошадям передохнуть. Виконт первым нарушил молчание, холодно заметив:
— Из слов де Перигора я понял, что ваша мать живет в Англии и что вы в действительности англичанин?
— Это правда, — признался Роджер. — Моя настоящая фамилия Брук.
— Тогда позвольте спросить, почему вы выдавали себя за француза из германских провинций?
— Разумеется, не с целью обмануть такого доброго друга, как вы, — заверил его Роджер. — Впервые я сделал это после того, как на меня набросились моряки, у которых имелись причины ненавидеть англичан, а потом брать назад то, что я уже говорил разным людям, означало напрашиваться на ненужные осложнения. Де Перигор открыл правду только потому, что слышал, как я бредил по-английски, будучи в бессознательном состоянии после удара по голове, а позже выяснилось, что он знаком с моим дядей. То, каким образом я прибыл во Францию и поступил на службу к месье де Рошамбо, чересчур длинная история. Я часто собирался рассказать ее вам, но мне не представлялось подходящего случая. Надеюсь, вы не оскорблены тем, что я не сразу вам доверился?
— Ни в малейшей степени. Теперь мне ясна причина вашей сдержанности. Однако меня интересует, известно ли Атенаис, что вы англичанин и притом благородного происхождения?
— Известно уже давно. Но почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что мне кажется, что, если Атенаис давно знала ваш секрет и могла считать вас равным ей, она не могла вас не полюбить.
— Месье виконт, вы делаете мне величайший комплимент.
— Не более чем тот, которого заслуживает красивый и галантный дворянин. Ваша романтическая ситуация также едва ли могла оставить равнодушной любую девушку, и так как вы поведали Атенаис вашу длинную историю, я должен предположить, что временами вам приходилось встречаться наедине. Любя ее так, как любите вы, не может быть, чтобы вы не предпринимали к этому никаких попыток.
Роджер тяжко вздохнул:
— Всякому другому, задавшему мне этот вопрос, я ответил бы отрицательно, но вам я вынужден признаться, что Атенаис и я много раз тайно встречались наедине и что мы любим друг друга.
— Мне давно следовало об этом догадаться, — пробормотал виконт. Помолчав, он добавил: — Но в таком случае мне кажется странным, что вы не попытались бежать вдвоем.
— Эта идея приходила нам в голову, — снова признался Роджер. — Но в глубине души мы оба знали с самого начала, что никогда не сможем пожениться.
— Почему?
— Меч религии лежит между нами. Я протестант, и никто из нас не может переменить веру. Мы решили, что наша любовь должна оставаться не более чем романтической привязанностью.
— Но вы ведь знали, что она должна скоро выйти замуж?
— Мы смирились с этим, но надеялись, что ей выберут мужа, который будет любить ее и которого со временем она также сможет полюбить.
— Слабая надежда, — цинично заметил виконт, — учитывая манеру, в которой устраиваются подобные браки.
— В данном случае не такая уж слабая. Мы оба знали о вашей любви к ней и обсуждали это много раз. Атенаис говорила, что была бы рада получить в мужья такого истинного дворянина, как вы, и стала бы для него хорошей и верной женой. Для нас, как и для вас, явилось жестоким ударом, когда отец выбрал ей в мужья месье де Келюса.
— Да, это дьявольское невезение, особенно учитывая то, что вы мне рассказали. Конечно, с ее романтической любовью к вам ничего не поделаешь, но если она уже была благожелательно настроена по отношению ко мне, я могу поклясться, что завоевал бы ее привязанность после нескольких месяцев брака и сделал бы ее счастливой. Но вместо этого ее положение стало поистине отчаянным.
— Знаю, — мрачно произнес Роджер. — Граф Люсьен нарушил все мои планы. Как только пойдет слух, что секретарь отца Атенаис дрался из-за нее, все сделают из этого самые худшие выводы. Даже если бы выяснилось, что я принц крови, живший в доме инкогнито, это не спасло бы ее от скандального обвинения в том, что она имела любовную связь, еще оставаясь незамужней.
Виконт кивнул:
— Месье де Рошамбо вынудит ее уйти в монастырь. В подобной ситуации это единственный образ действий, согласующийся с честью.
— Да, это подлинная трагедия, хотя у меня есть единственное утешение. Атенаис поклялась мне на кресте, что скорее уйдет в монастырь, чем станет женой де Келюса, поэтому мои сегодняшние действия создали для нее не худшую судьбу, чем та, которую она уготовила себе сама.
— Вы в самом деле верите, что она осуществила бы свою угрозу?
— Я убежден в этом. Неделю назад мне с трудом удалось уговорить ее не сообщать отцу о своем намерении, а когда я сказал ей, что устроил встречу с графом, Атенаис сожгла бы за собой мосты, чтобы это предотвратить, если бы я не поклялся, что намерен драться с де Келюсом, как бы она ни поступила.
— Вы попытаетесь увидеться с ней перед отъездом?
— Нет. Мы не назначали свидания, и встреча только ухудшила бы ее положение. Я намеревался повидать ее завтра утром, но теперь я не рискну задержаться так долго. — Роджер пустил лошадь в легкий галоп и добавил: — Нужно торопиться! Лошади отдохнули, а нам дорога каждая минута.