Через десять минут они были у самолета, который Каллифорд подрулил как можно ближе к тропинке и развернул для взлета. Подпольщики погрузили первую партию груза и собирались вернуться за следующей. Теперь было уже восемь носильщиков, но придется сделать еще две ходки туда и обратно, чтобы перенести из сарая все партизанское трофейное имущество. А нога у Грегори после тяжестей начала побаливать, и самолет находился на земле уже час и десять минут.
К моменту, когда был погружен последний тюк, тучи заволокли небо на три четверти, полковник Френкоумб — командир корабля начал сомневаться, что они смогут взлететь, потому что полоса разбега самолета была совершенно не видна пилоту, и предложил двум партизанам посветить впереди. Щайер перевел его просьбу, те согласились и, попрощавшись со своим вожаком, в сопровождении Щайера ушли в сторону Розана, чтобы оттуда указать взлетную полосу. Понимая, что Щайер вернется только через несколько минут, Грегори прошел вдоль тропинки и уселся в камышах, стараясь освободиться от невыносимой боли в желудке, мучившей его последние полчаса. Коцьян же забрался в самолет, а за ним и Уилльямс. Через минуту до Грегори донеслись звуки препирательств у самолета. Потом Френкоумб крикнул ему:
— Саллюст, где вы там? Ваш приятель просит, чтобы мы забрали его вместе со слугой в Лондон. Такого уговора у нас не было, не так ли?
— Нет, — крикнул в ответ Грегори. — Конечно, не было. Я сейчас приду.
Он второпях натянул штаны и побежал к самолету. Выглянув из камышей, он увидел, как из люка торчат ноги турецкого подданного. А прямо под ним стоит, поджидая своего часа, Тарик.
Вдруг из темноты послышался предостерегающий крик Щайера, который находился в нескольких сотнях футов от них впереди, у дороги:
— Взлетайте! Взлетайте! Немцы едут!
Уже из-под крыла самолета Грегори, оглянувшись, заметил далеко впереди быстро приближающиеся к ним со стороны Розана фары мотоциклов. На дикой смеси немецкого и французского Малаку отчаянно умолял Френкоумба, который не разрешал ему подняться на борт самолета:
— Пожалуйста, сделайте милость, возьмите нас с собой. Вы обязаны это сделать! Эта страна — проклятая страна. Дайте мне шанс покинуть ее пределы!
— Не могу! — кричал Френкоумб. — У нас имелась договоренность о том, что мы заберем мистера Коцьяна, потому что он разбирается в механизме ракеты. И больше никого. Самолет не может взять лишнего веса, мы и так уже перегружены. Отстаньте, черт бы вас побрал, дайте залезть мистеру Саллюсту.
Долг капитана корабля заставлял его быть неумолимо жестким, он должен был спасти самолет с грузом и экипаж. Самолет уже прогревал мотор, и в следующую секунду он отдал приказ пилоту взлетать. Мотор взревел, «Дакота» задрожала. Отпихнув Тарика в сторону, Грегори схватил Малаку за ноги и сильно дернул на себя. Они покатились по земле.
Когда Грегори встал на ноги, Френкоумб закричал ему: «Быстрей, быстрей! Сюда» — и, просунувшись в люк, подал руку. Но Тарик, увидевший, что его хозяина обижают, заворчал и, бросившись на Грегори, сцепился с ним. Отсутствие времени на джентльменские любезности и знание силы Тарика толкнуло Грегори на решительное противодействие: он изо всех сил ударил горбуна ногой. Тот взвыл и согнулся пополам.
Самолет покатился по дороге, Грегори побежал вдогонку. Нога, отчаянно болела, но до люка оставалось всего несколько футов, а Френкоумб подбадривал его криками. Самолет убыстрял бег, Грегори рванул вперед и дотянулся до нижней кромки открытого люка, с минуту его ноги волокло по земле, а он пытался подтянуться. Френкоумб схватил его за запястье и протянул вторую руку. Но в момент, когда их ладони встретились, самолет взмыл в воздух. Рукопожатие оказалось для Грегори прощальным, и он, упав на дорогу, откатился по инерции на обочину, в камыши.
Рев мотора самолета заглушил на время стрекот приближающихся мотоциклов, по мере того, как самолет улетал все дальше и дальше, звук его становился все глуше. И вдруг Грегори услышал очередь из немецкого «шмайссера», потом другую. Лежа наполовину в грязной воде, среди камышей, Грегори пытался оклематься от ушибов и сообразить, видели его немецкие мотоциклисты или нет. Затем он услышал какие-то крики, немецкие приказы, снова автоматные очереди в пятидесяти футах от того места, где он лежал, потом звуки мотоциклетных моторов стихли вдали. Выкарабкавшись из грязной болотной жижи на обочину, Грегори огляделся вокруг.
Из-за туч показалась луна, самолета не было видно, и дорога тоже была пуста. Он сообразил, что немцы стреляли вслед «Дакоте», развернули свои мотоциклы и поехали за ней, стреляя на ходу, а сейчас, наверное, разыскивают Щайера и двух партизан, которых они, без сомнения, видели в свете фар. Единственное, что его могло утешить в том жутком положении, в котором он неожиданно оказался, — это то, что «Дакота» благополучно ушла из-под самого носа нацистов. [3]
Добредя до места, где он оставил Малаку, он позвал его, сначала тихо, потом погромче, но ответа не дождался и решил, что, пока он отлеживался в придорожных камышах, Малаку, Тарик, Щайер и те двое подпольщиков-носильщиков углубились в болота и ушли уже на расстояние, достаточное, чтобы не услышать его зова.
Грегори, прошел немного по тропинке, ведущей к охотничьему домику, нашел место посуше и сел, чтобы обдумать положение, в которое угодил. Хуже не придумаешь! Надеяться на то, что Фрейкоумб прилетит за ним в следующую или какую другую ночь, не приходилось: немцы теперь были настороже и подобные попытки рисковать людьми ради спасения Грегори были бы безумными. Что ж, придется выпутываться самому. А как?
Вдруг его осенило: сегодня же 26-е число, производное от фатальной восьмерки, которую Малаку обозначил для него самым несчастливым из всех чисел. 17-го — еще одна восьмерка! — он попал в ту передрягу на Пенемюнде, одиннадцать месяцев назад. Его опять настигло предсказание Малаку, но он постарался откинуть в сторону все эмоции по поводу несчастливых примет и обдумать создавшееся положение хладнокровно.
Когда он пошел на это задание, он сознавал, что самолет могут сбить, что их могут застать врасплох во время погрузки «Фау», но он и представить себе не мог, что останется один как перст в Польше, не зная польского языка, без денег, без документов и с одним только поношенным, но хорошего качества костюмом под комбинезоном летчика.
Особое беспокойство вызывало то, что немцы скоро начнут прочесывать окрестности в поисках тех, кого мог высадить неприятельский самолет, а у него нет с собой документов и средств транспорта, при помощи которых он мог бы покинуть этот опасный район еще до рассвета. За вторую оплошность он себя корил и ругал беспощадно: как же он мог не предусмотреть того, что «Дакоту» могли сбить и он оказался бы примерно в таком же положении, как и сейчас. Итак, где можно раздобыть польские деньги?
Естественно, он первым делом подумал о Малаку. Поставив себя на его место, он задумался, как может повести себя пожилой еврей в подобной ситуации? Наверное, прячется где-то в болотах. Но сидеть там до бесконечности он не может. Завтра обязательно придут люди из СД, и попробуй их убедить, что ты турок, а не еврей, что сидишь в болоте и знать не знаешь ни про какое движение Сопротивления, ни про самолет, который ночью приземлялся совсем неподалеку. Скорее всего, где-то в доме у Малаку припрятана солидная сумма «на черный день», а больше всего Грегори в данный момент нужны были деньги. Если Малаку в домике, его можно убедить расстаться с частью денег, если же нет, то остается перерыть его халупу сверху донизу и найти требуемое. Но против этого тоже имелся аргумент: немцы могли уже быть там или появиться в тот момент, когда он будет устраивать импровизированное кладоискательство. Взвесив все «за» и «против», Грегори решил рискнуть.