С того дня Марта повадилась бегать за мной, точно собака, и мне приходилось всячески изворачиваться и следить за ней, чтобы ящерица не выскочила за дверь. Я понимал, что после всего, что с ней случилось, ящерица боится оставаться одна. Но попадись она на глаза Лесли или Тэйлору – и все, это будет последний день ее жизни. Поэтому я наловчился обманывать ее, когда собирался выйти, или обгонять, закрывая дверь, которую сам повесил на обе петли, перед самым носом игуаны. К счастью, моих маневров никто не видел – два матроса, что остались с нами, Морган и Джойс, почти все время проводили, управляясь с парусами и штурвалом, а братья на камбузе не показывались, полностью доверив его мне.
Тэйлору было намного лучше, он, правда, сильно похудел, был очень бледным, но командовал по-прежнему, только из каюты выйти пока не мог. Доктор показал мне пулю, что Эрроу успел выпустить в хозяина «Изольды», и сказал, что брату помогла вода. Кровопотеря была очень большой, и он бы не дотянул до корабля, где, по счастью, остался нетронутым врачебный чемоданчик. Люди Сильвера то ли не обратили на него внимания, то ли попросту не успели его выпотрошить. И операция прошла успешно.
– Вовремя успели, – сказал доктор, – еще бы немного, и братец отправился бы следом за Сильвером, а этот поганец угодил прямиком в ад, в чем я ни секунды не сомневаюсь.
Я молча кивнул и принялся собирать посуду со стола, изредка посматривая на Тэйлора. Он лежал на диване, закрыв глаза, точно спал, но мне показалось, что он прислушивается к нашему разговору. А еще я подумал, что выглядит он не так, как вчера. Неразговорчивый, сегодня он даже не порассуждал о том, как и когда вернется на остров, о чем поспешил сообщить нам, как только пришел в себя после наркоза и продолжал строить планы на будущее каждый раз, когда я его видел. И съел он сегодня меньше, чем обычно, и бледность его сегодня отдает в синеву. Но, возможно, мне просто показалось так в полумраке каюты.
Я ушел на камбуз, привычно просунул ногу в приоткрытую дверь и оттолкнул Марту, поджидавшую меня у порога. Она вообще часто сидела так, прислушивалась к каждому звуку и вертела головой, точно собачонка в ожидании хозяина. Она ждала Сильвера, скучала по нему, бежала к двери каждый раз, заслышав шаги, и я едва успевал перехватить ее по дороге. Не знаю почему, но мне была дорога эта колючая хладнокровная тварь, и я не мог заставить себя расстаться с ней – она связывала меня с прошлым, и пусть в нем было мало хорошего, и ошибок я наделал там немало, а Марта всем своим видом напоминала мне о тех днях. Она немного поправилась в боках и выглядела почти так же, когда Сильвер принес ее на «Изольду».
А Тэйлору между тем становилось все хуже. Он почти ничего не ел и плохо спал, и Лесли вконец извелся, не зная, чем помочь брату.
– Не понимаю, – говорил он мне, когда мы оставались вдвоем, – странно все это. Воду он пьет каждый день, и ничего не происходит. Улучшения нет, шов не заживает, да еще и температура поднялась, и держится, зараза. Я уж подумываю об антибиотиках, с другой стороны…
Он посмотрел на Джойса, ловко карабкающегося вверх по мачте, и, видимо, как и я, вспомнил того калеку, что еле переставлял ноги, пока не искупался в пруду. А загнал его в воду именно Тэйлор, загнал, угрожая пристрелить, и привел бы угрозу в исполнение, вздумай Джойс отказаться. И вот как все обернулось…
Дальше стало еще хуже – у Тэйлора начался бред, он с трудом узнавал нас, повязка на животе постоянно была мокрой от крови. Доктор и сам почти перестал спать и есть, не отходил от брата и все чаще отсылал меня обратно, когда я приносил им обед. Так прошло три или четыре дня, когда я утром задумался, а стоит ли вообще сегодня что-то готовить: я мог обойтись и бутербродами, а братьев я не видел со вчерашнего дня и никаких распоряжений мне не поступало.
Марта сидела на полу рядом со своей миской и завтракала нарезанными яблоками, когда в коридоре раздались шаги – кто-то быстро шел в нашу сторону. Я только успел сообразить, что происходит, как Марта подняла голову, прислушалась и моментально оказалась у двери. Она распахнулась, ящерица ловко увернулась, чтобы не получить створкой по носу и оказалась один на один с доктором.
Выглядел он неважно – бледный, заросший, еще больше похудевший, да так, что одежда висела на нем мешком. Лесли ввалился в кухню и сказал с порога:
– Данила, приготовь нам что-нибудь… – и осекся, перехватил мой взгляд и посмотрел вниз. Дергаться было бесполезно, Марта глядела на доктора: она уже поняла, что перед ней чужой, вздыбила гребень на спине и приготовилась к драке. Ящерица намеревалась защищать свою территорию до последнего и сразу потерпела поражение.
– Ах ты дрянь, – протянул доктор, – зеленая гадина. Тебя тут только не хватало. Пойдем-ка со мной.
Он ловко схватил Марту за шкирку и, держа ящерицу на вытянутой руке, понес ее по коридору к трапу. Я бросился следом, просил доктора отпустить игуану, но он меня точно и не слышал. Всю злость, ненависть и ярость, что предназначались Сильверу, доктор готовил обрушить на Марту, извивающуюся в его руке и громко шипящую.
– Не надо, – просил я, – не надо, пусть она останется. Она не сделала нам ничего плохого, я отдам ее кому-нибудь, когда мы вернемся в Бристоль…
– Еще чего, – отозвался доктор, взбегая по ступенькам, – тащить ее с собой до Бристоля. Нет, она сдохнет здесь, в море, как должен был сдохнуть Сильвер. Хотел бы я посмотреть, как его едят рыбы. Сейчас, погоди…
Он выскочил на палубу и направился к борту. Я бежал следом, понимая, что глупо выгляжу и что участь Марты решена. Доктор всерьез вознамерился избавиться от нее и собирался довести задуманное до конца. У Марты же были свои мысли на это счет – она изогнулась, вывернулась непостижимым образом, махнула хвостом и вцепилась доктору в палец, сжала челюсти и повисла на нем, растопырив лапы и подняв хвост. Доктор вскрикнул, тряхнул рукой, но Марта держалась крепко, как бульдог за свежую кость. Она еще сильнее стиснула зубы, и на палубу закапала кровь.
– Вот поганка, – доктор ударил ее по голове, Марта зажмурилась и когтями проехалась ему по руке. На коже остались три ярко-красные полосы, Лесли выругался, еще раз треснул Марту по носу, и тут я не выдержал. Подбежал, обхватил морду игуаны обеими руками, закрывая ей нос и пасть. Та держалась за палец доктора еще минуту или чуть больше, а потом стала задыхаться и разжала зубы. Я затолкал ящерицу в карман, закрыл его на кнопку, но из угла все-таки торчал кончик зеленого хвоста. Доктор поднес к носу окровавленный палец и принялся рассматривать его.
– Надеюсь, эта тварь не ядовитая, – словно сам с собой проговорил он, – противоядия у меня нет. Хорошо, что рана не глубокая, и обойдется без швов. Антибиотиков у нас мало, но твое счастье, пакость ты этакая, что осталось немного воды, – это относилось к Марте, что затаилась в моем кармане и аккуратно втянула хвост, сидела так тихо, точно ее там и не было.
– Еще раз увижу – башку отрежу. – На этот раз Лесли смотрел на меня, и я кивнул, ничего не говоря в ответ. Понятное дело, что с башкой придется расстаться Марте, но доктор был зол, очень зол.