Если бы молодые люди вращались в этих кругах, они были, по крайней мере, предупреждены. Но, ничего такого не ведая, они мирно шли по тропке между огромных, слегка подтаявших сугробов. Дачи стояли пустые, мертвые, и даже попасть в них было бы трудно, потому что никакие тропинки к дачам не вели.
Только возле одной забор был виден из-за сугроба, участок имел жилой вид и поднимался из трубы дымок.
— Руки вверх! — прозвучал скрипучий, жесткий голос. Над сугробом поднималась лысая, как колено, черепашья голова на длинной морщинистой шее. Сходство с черепахой придавали и совершенно круглые глазищи почти без бровей, и почему-то свернутый набок длиннющий нос. Над сугробом торчал ствол, и держал его старик очень ухватисто. Было нечто в его ладной, откинувшейся назад фигуре, по чему можно безошибочно и сразу определить отставного военного.
— Дедушка, мы дачу приехали смотреть! Уберите обрез!
— Я не дедушка, я товарищ полковник запаса! А для вас я гражданин полковник! Поняли?!
— Так точно, мы…
— Лечь! Ах, вы так!!! Я вам приказываю — лечь!
Ствол дернулся, плюнул огнем, и фонтанчик снега взметнулся в опасной близости.
— Юра, кажется…
— Отставить разговоры! Руки вверх! Лежать! — Фонтанчик снега заставил шарахнуться. — Ну?! — Парни плюхнулись в снег. — Вста-ать! Лечь! Вста-ать! Ле-ечь! Вста-ать! Ле-ечь! Встать! Ну, так кто я такой, не забыли?
— Никак нет, гражданин полковник! Только мы же дачу хотим посмотреть!
— Хе-хе… — скрипуче порадовался дед. — Это в марте? Что, присматриваете дачку? Под снегом? Эт-то вы, конечно, молодцы. Люди-то думают, надо начинать ходить в апреле, когда снег начнет стаивать. Тогда и люди тут появятся, и участок будет видно. А вы, какие молодцы, на месяц раньше! Говорите правду, кто такие?!
— Нам не сад покупать… Может, мы с вами вина выпьем?
— Вино пейте сами… Я и вижу, совсем не те вы люди, не садоводы. Я вот понятно, как вышел в отставку, так только садом занимаюсь. Только так и можно, вы как думали… Если наездами, как эти, — он презрительно махнул рукой в сторону тех, кто возделывал сады наездами, — тогда ничего толком не будет.
— Да нам нужно просто расспросить вас… Не сердитесь, ради Бога, мы вас не задержим… Буквально несколько вопросов!
— Про что вопросов? Имейте в виду, я вам что-то и сейчас еще не верю.
— Видите ли… Мы ведем расследование. Служба безопасности молибденового завода. Мы можем документы показать. И посудите сами, вы что, много видели жуликов, которые по дачам лазят в таких шапках, в таких дубленках? Много видели?
— Гм… Документы положите вот сюда. И не вздумайте резко дергаться, когда за пазуху полезете. Карабин у меня многозарядный.
Тут имеет смысл отметить, что ствол не опускался ни на секунду, и его круглый черный зрачок внимательно следил за движениями парней.
— Гм… Ну-с, я вас старше на полвека. Полковник в отставке, Онанищенко Федор Тимофеевич… Позволите вас — Юрой и Володей?
— Конечно, позволим.
— Тогда слушай мою команду: забирай документы и шагом марш за мной, в тепло!
В доме было тепло, очень чисто, пахло травами из связок по стенам. Юра имел глупость назвать связки вениками и тут же выслушал лекцию про то, какие «веники» полезны и от чего используются.
— Федор Тимофеевич, а вот приезжают к вам сюда зимой?
— Ну кто же может приезжать? Сын в службе, дочь замужем, внуки учатся…
— Я имею в виду, на дачи люди приезжают?
— По субботам-воскресеньям, иногда.
— А вот четвертого числа, не припомните?
— А могу я спросить, зачем вам весь этот спрос? Или военная тайна?
— Вообще-то тайна… Но вы же знаете, убийство случилось четвертого.
— Теперь понятно, кого ищите… А то заладили, что «дачу»! А у самих и вид не дачный…
— Так не видели в тот день никого?
— Почему не видел? Видел. Два человека приезжали. Они вышли из серой машины и потом сели в серую машину. Машина стояла вон там.
— Простите, Федор Тимофеевич… Было это неделю назад… Вы точно помните?
— Обижаете, молодые люди. В армейской разведке учат на совесть. И учат замечать детали. Знаете, как меня учили? Разжимается кулак, и на ладони лежит несколько предметов: пуговицы, коробки спичек, обрывки бумаги. Предметы надо описать. А потом, часа через три, тебя вдруг спрашивают: а какого цвета была пуговица, которая лежала ближе всех к большому пальцу? Отвечаешь… Спрашивают: а она по цвету была больше похожа на эту или на эту? Вот так. Что-что, а наблюдательность нам все же развивали. Так что я вам точно докладываю: останавливалась машина! В это время ходит мало машин, я уж, наверное, запомнил! — почему-то рассердился вдруг старик.
— Так, может, вы и номер помните? — пошутил Юра.
— Записывайте номер. А 30 85. Серый «москвич».
Почти минуту парни сидели неподвижно, частью переваривали услышанное, частью просто обалдели.
— Что, не верите?!
— Федор Тимофеевич, ну как вы…
— Как, как… Армейская разведка, вам это ясно?! Вот, смотрите…
И старец мгновенно извлек из ящика старомодного, 50-х годов, комода огромный армейский бинокль.
— А ну, наводи! Во-он туда, на ту сосну! Навел? Докладывай, какие зарубки видишь!
— Пять зарубок вижу… Вон шестая, буквой «вэ» латинской…
— Номер машины сможешь прочитать?
— Простите, Федор Тимофеевич, номер прочитать смогу.
— Ну то-то… Да вы пейте чай, ребята, пейте! Службу свою вы, думаю, пока справили.
— Ф-фу-у… Вот не ожидали, честное слово… Федор Тимофеевич, а что делали эти двое? Куда пошли?
— В шестнадцать пятнадцать прошли во-он туда… Откуда вы сами пришли, к тем садоводствам. В шестнадцать тридцать пять прошла электричка. В семнадцать двое вернулись. В машине сидел третий, никуда не уходил. Сели они и сразу укатили.
— Узнать вы их можете, этих трех?
— Двоих точно могу. Который в машине сидел, не знаю, врать не хочу.
И с этого момента Володя и Юра исчезают со страниц нашей правдивой повести. Исчезают потому, что дальше начинают действовать совсем другие люди, идет игра совсем других масштабов. Вот Федор Тимофеевич еще понадобится нам, ох как понадобится…
Во-первых, серый «москвич» с номером… Легко узнать, что такой «москвич» есть и что он принадлежит одной почтенной организации… Настолько почтенной, что узнать, кто пользовался этим «москвичом», реально может только член той же почтенной организации, и то далеко не любой.
Во-вторых, люди, которых можно и опознать. Но опознать можно только по фотографиям, а достать фотографии может тоже только член этой весьма почтенной и по заслугам «уважаемой» организации.