Под колесами загремело.
— Проходим мост.
Значит, совсем близко.
— Заряжай!
Залязгали автоматные затворы…
Гул под колесами прекратился — снова пошла дорога.
— Три минуты…
— Три минуты! — Командир группы поднял три пальца, и все сделали то же самое.
Машина стала притормаживать…
— Что там? — запросил командир морских пехотинцев.
— Черт… полиция.
С самого начала Россия, не желая проблем с новоприобретенным городом-портом, чужим и довольно враждебным, никогда не принадлежавшим России до этого, повела очень либеральную политику. Была реализована вековая мечта имперской геополитики — прямой выход в Индийский океан и возможность построить современную военно-морскую базу, чтобы обеспечить постоянное присутствие русского флота в этом регионе, надежное присутствие. Порт Аден, который использовался до этого, не способен был принимать ударные авианосцы, Персидский залив легко было перекрыть, да и там не было нормальных глубоководных портов. Местом, пригодным для строительства крупной военно-морской базы и нового русского города, был признан небольшой рыбацкий и контрабандистский город Гвадар на побережье Арабского моря. Карачи же без особых усилий получил статус «Вольного города». Этот статус предполагал, что в городе остается местное самоуправление, русские здесь будут лишь гостями, хоть и почетными, количество русских военных сил будет ограничено, местная полиция останется на своем месте. Более того, рядом с портом были выделены участки под беспошлинные зоны — то есть там можно было изготавливать товары и экспортировать потом их, не платя никаких пошлин. Одесса, получив такой статус, стала жемчужиной у моря. Карачи…
Как оказалось потом — это было больше чем преступлением, это было ошибкой. Отказ от модернизации, отказ от наведения имперского порядка. Местный народ не смог навести порядок в городе все то время, пока он существовал, — и дело было не в англичанах. Восток стал русским только после того, как русские пришли и сказали — мы будем жить по-новому. Не по-старому — а по-новому. И в крови, в грязи, под грохот выстрелов все же вытащили эту планиду из трясины вневременного существования, включили в современный мир, где секундная стрелка часов — главная. Здесь русские отказались это делать — по крайней мере пока.
Увидев полицейский пикап, спецназовец решил не нагнетать. Портовый фургон имел на стекле специальную наклейку, означающую, что досматривать его нельзя. Кроме того, в кармане приятно шуршали купюры… а местные полицейские за деньги готовы были сами совершить преступление, не то что покрыть — недаром большинство профессиональных убийств в городе совершались полицейскими, решившими немного подзаработать. Потому шансы, что машину пропустят, платно ли, бесплатно ли, равнялись ста процентам. Ну, или около того.
И, лишь увидев, как полицейский, вышедший из машины, поднимает пистолет, спецназовец понял, как он ошибся. Его автомат лежал на соседнем сиденье, опередить уже держащего пистолет полицейского было невозможно. Грохнул выстрел — и ничего не осталось, только грохочущая чернота…
Полицейский успел выстрелить еще раз — прямо в лицо… точнее, не в лицо, а в что-то, похожее на голову того, кто вывалился из боковой двери. Человек в черном комбинезоне, падая, нажал на спуск автомата — и длинная очередь прострочила полицейского-исламиста от паха до груди. Брызгая кровью, он повалился на обочину…
Остальные полицейские — тоже тайные сторонники «Проповеди и джихада» и тому подобных организаций, готовившиеся расстрелять микроавтобус, — сделать это не успели. Длинные автоматные очереди превратили и их, и машины в некое подобие дуршлака, только вместо воды — из десятков ран брызгала кровь.
— По фронту чисто!
— С тыла чисто!
Впереди горохом сыпалась стрельба. Командир морских пехотинцев подошел к кабине фургона, мельком взглянул — пробитое пулей крупного калибра стекло, кровь… чуть не стошнило.
— Жив?
Малек, их санинструктор, на секунду оторвался от работы.
— Жив, но в тяжелом состоянии. Пуля прямо в лицо. Крупного калибра. Если бы не стекло — п…ц.
Мороз взглянул вперед, туда, где была перестрелка. Перестрелка не прекращалась…
— Черт, Антарес, я Молот, ответьте… У нас пострадавший…
— Молот, мы видим вас. Вопрос, вы можете продвигаться вперед?
Майор на секунду вслушался в перестрелку. Лучше бы предупредили, гады. Хотя… как тут предупредишь — вот эта мразь. В полицейской форме на полицейской машине — мало ли что у него может быть на уме.
— Да, можем, Антарес. Пришлите вертолет для эвакуации. И наводите нас…
— Молот, вас понял, вертолет уже летит к вам. РВП — пятнадцать минут… Направление — прямо, на двенадцать, ориентир — крупное трехэтажное здание. По улицам перемещаются боевики, не меньше двадцати человек.
— Антарес, вас понял. Так… ты и ты, — майор указал на двоих, — остаетесь с Мальком и ждете вертолета. Остальные — за мной.
Было непонятно, чего ждать. Было страшно — с чужим оружием, пусть оно и доказало только что свою исправность, когда стреляло в тебя. Было страшно — двое против десяти. Но никакого иного выхода не было…
— Антарес, ты видишь нас? — спросил шепотом Борецков, распластавшись на крыше…
— Так точно, Медведь. Движение в вашем направлении. Можете пропустить.
— Антарес, мы решили драться. Дашь наведение, отсчет от меня, все понял? Мы не можем высовываться.
— Давай сыграем, Медведь. Они слева от тебя, пятьдесят метров. Поворачивают. Первым идет пикап. Один человек у пулемета, еще один смотрит в твою сторону, как минимум один в кабине. Второй… тоже пикап. Шесть человек в кузове, ракетная установка РПГ. Смотрят по сторонам. Как понял?
Сашка жестами показал «нищему» — шесть человек на тебе, один карандаш [13] . Тот показал большой палец. Хорошего было мало — «М16» хуже, чем «FNC», больше шансов, что заклинит на автоматическом огне. Но уже не переиграешь.
— Антарес, давай отсчет. Мы готовы.
— Одиннадцать. Десять…
Первым — автоматчика, он намного опаснее пулеметчика, в разы опаснее. Пулемет на короткой дистанции бесполезен, у него ограниченный станком и щитом угол обстрела, его огонь практически невозможно быстро перенести на другую цель, чаще всего у пулеметных станков угол обстрела — сто восемьдесят по фронту, если не меньше — назад уже не постреляешь. Это не автомат — прицелился и пали. Затем — самого пулеметчика, потом — огонь по кабине.
— Пять… четыре…
Черт, все-таки неправильно… какая ерунда в голову лезет. Те люди — они ведь сами вместо того, чтобы хоть попытаться навести порядок, хоть что-то сделать, берут в руки оружие, начинают убивать.