Что со мной случилось? Ведь это были не мои слова! Да, именно я произнес их, совершенно не зная при этом, почему я это сделал. Казалось, что посредством меня говорил кто-то другой.
Говард отвернулся от меня, но в ворота все-таки не пошел. Его взгляд скользнул по остаткам развалившейся стены, некогда окружавшей парк, по обоим наполовину искрошившимся и сильно покосившимся столбам, стоявшим слева и справа от ворот, и по покрытым ржавчиной решеткам.
— Это… опасно, — сказал я, запинаясь. — За этими воротами нас поджидает… смерть.
В какой-нибудь другой ситуации мои слова показались бы смешными. Но сейчас я увидел, что Говард вздрогнул, словно его ударили. Он снова оглянулся и посмотрел на меня. Мне показалось, что в его глазах появился странный блеск.
Я застонал. Говард, лес и ворота начали расплываться перед моими глазами. У меня закружилась голова, и земля под моими ногами, казалось, зашаталась.
— Не… ворота, — услышал я свой собственный голос. — Не иди… через…
Говард не послушался. Медленно, но решительно он пошел вперед, остановился лишь за полшага до ворот и медленно поднял руку, чтобы толкнуть проржавевшую решетку ворот.
Пронзительно вскрикнув, я бросился вслед за ним, схватил его за плечи и изо всех сил дернул назад — так, что он отлетел прямо в подставленные руки Рольфа. Однако я сам потерял равновесие, зашатался и, все еще пытаясь удержаться на ногах, медленно стал падать на ворота.
Лишь только я коснулся железных прутьев, по моим жилам словно пробежал огонь. Ржавое железо казалось раскаленным. Разорвавшись где-то внутри меня, мое тело пронзила молния, вызвав невыносимую боль и заставив меня вскрикнуть. Я зашатался, упал на колени и тут же почувствовал неприятный запах горелого мяса и истлевшей одежды. Боль во мне стала невыносимой, причем это была не просто телесная боль, а что-то еще неописуемое и невыразимое, так же безжалостно обжегшее мою душу, как жар — мое тело. Я закричал, упал на землю и забился в агонии на глазах у подскочивших ко мне Рольфа и Говарда.
А затем возникла галлюцинация.
Она была совсем не такой, как в первый раз: не было никаких мгновенных трансформаций, наоборот, все происходило довольно медленно. Я почувствовал, что моя душа словно сплавляется в единое целое с другой душой. Картина перед моими глазами была все та же: я видел парк, лес, обеспокоенные лица Рольфа и Говарда, но я был уже больше не я, во всяком случае, не только я. Словно сквозь пелену гасящего все звуки тумана я слышал, как мой собственный голос выкрикивал чьи-то чужие слова, затем произнес чье-то имя, затем — бессмысленные, странные звуки из какого-то языка, не похожего на человеческий. Перед моим внутренним взором замелькали какие-то видения — причудливые, умопомрачительные видения из иного, абсолютно чуждого мне мира. От этого можно было сойти с ума.
Рольф попытался прижать мои руки и ноги к земле, но я оттолкнул его и некоторое время перекатывался по земле с боку на бок, затем, пошатываясь, встал на ноги. Нечеловеческий, пронзительный крик как-то сам по себе вырвался из моего горла. Я почувствовал, что во мне что-то пробуждается, что-то неумолимое и могущественное, и я понял: это было во мне всегда, но я раньше просто не знал об этом.
— Роберт! — вскрикнул Говард. — Что с тобой?
Земля задрожала. Из леса донесся глубокий, похожий на стон звук, как будто сами деревья испытывали боль. Свет вокруг нас стал переливаться.
— Что это? — ахнул Говард.
Его взгляд был направлен мимо меня на лес, на его лице появилось выражение неизмеримого ужаса.
Я медленно обернулся. Даже это небольшое движение потребовало от меня максимального напряжения сил. Я уже не распоряжался собой, и тело подчинялось моей воле лишь настолько, насколько это позволяло ужасное нечто, находившееся внутри меня…
Лес начал изменяться каким-то странным образом. Деревья задрожали, стали расплываться перед моими глазами, словно я теперь смотрел на них сквозь завесу быстротекущей прозрачной воды, затем согнулись и искривились, меняя при этом цвет и форму. Между стволами деревьев заколыхались какие-то тени, неустанно мелькая и скользя, — то вздымаясь вверх, то падая вниз, то снова вздымаясь. Замельтешили различные цветовые пятна: то светлые, то темные, снова светлые, снова темные… день сменил ночь, затем снова наступила ночь… снова день… снова ночь… все быстрее и быстрее.
И вдруг я понял: происходило то же самое, что и в доме, в библиотеке, только в тысячу раз интенсивнее.
Буквально на наших глазах время начало течь быстрее, в миллионы раз быстрее, чем обычно. Лес менялся: за несколько минут он превратился в немыслимые джунгли из колоссальных папоротниковидных и грибовидных растений, затем выродился, затем снова вырос, и снова исчез… все вокруг нас медленно пульсировало, словно дышало…
Это было дыхание времени…
— Назад! — выкрикнул я. — Говард! Рольф! Мы… мы должны вернуться в дом!
Говард посмотрел на меня.
— В дом? — переспросил он. — Но…
Я бросился к нему и так толкнул его, что он чуть не упал, а затем я схватил его за руку и, не говоря больше ни слова, потащил за собой.
Земля под нашими ногами начала трепетать, как живое существо. Мы бежали обратно к дому по той же дорожке, по которой незадолго до этого пытались уйти от этого дома как можно дальше. Лес снова вырос до немыслимых размеров, и снова исчез, и снова вырос… Я заметил, что с каждым разом лес становился не таким большим, как раньше, и не таким пестрым. При этом менялся и цвет неба. Ниспадавший с неба свет становился тусклее, суровее, а трава, еще недавно покрывавшая этот холм толстым ковром, вдруг превращалась в жалкие жесткие пучки, а затем буквально за секунды исчезала вообще. Стало жарко, затем — невыносимо жарко. Оглянувшись через плечо, я увидел, что гигантские папоротники превратились в кустообразные растения, прижимающиеся к бесплодной, красноватого цвета — как в пустыне — земле.
Это был невообразимый, умопомрачительный рывок во времени. Каждый наш шаг относил нас на миллион лет назад, в прошлое, с каждым вздохом мы переносились в мир, давным-давно ушедший в небытие. Земля дрожала и раскачивалась, словно в судорогах. Недалеко от нас в земле вдруг появилась огромная трещина, из нее ударил вверх клокочущий гейзер, чуть было не обваривший нас кипятком, от него расползались жутко воняющие пары. Жар от него быстро распространился вокруг.
За несколько ярдов до лестницы, ведущей в дом, Рольф споткнулся. Его крик потонул в глухом треске: земля прямо под его ногами разверзлась, образовав зияющую трещину, со дна которой вверх поползла раскаленная огненно-красная масса. Рольф потерял равновесие, неестественно медленно опрокинулся в трещину и лишь в самый последний момент успел схватиться руками за ее край.
Я сильно толкнул Говарда, от чего он невольно сделал еще несколько быстрых шагов к дому, а сам я развернулся и одним прыжком оказался возле Рольфа. Когда я приблизился к трещине, мне в лицо, словно невидимый горячий кулак, ударила волна жара. Из глубины трещины вылетали маленькие искорки, мельтешили некоторое время в горячем воздухе, а затем либо гасли, либо падали на меня и Рольфа. Я вскрикнул от боли, но тем не менее опустился на колени и схватил Рольфа за запястье.