— Участок оставить! Помогите людям похоронить старушку.
— Но там же…
— Я сказал — оставить! Потом поговорим.
Квадратнолицый пожал плечами, повернулся и потопал из кабинета босса, бурча что-то под нос. Лысый начальник кладбища развел руками, приятно улыбнулся:
— Ошибочка вышла, товарищ полковник. Запамятовал, как вас…
— Тихомиров.
— А что у вас за служба, если не секрет?
— ФСФР.
— Я так соображаю, Федеральная служба финансовой разведки?
— Правильно соображаете, — кивнул Кирилл, удивляясь в душе осведомленности начальника провинциального кладбища. — Значит, мы можем продолжать похороны?
— Несомненно. У нас иногда случаются накладки, вы уж не обижайтесь.
Кирилл поклонился и вышел, унося в памяти цепкий и далеко не ласковый взгляд лысого босса.
Его встретили вопросительными взглядами изрядно продрогшие на морозе родичи.
— Все в порядке, — коротко доложил Кирилл. — Можем хоронить, где наметили.
— Спасибо, сынок, — просияла мать.
Все засуетились, взялись за гроб. Женщины заплакали. Кирилл тоже с трудом удержался от слез, вспоминая ласковые бабкины руки и добрую улыбку.
Молодцы, которые вели себя до этого по-хамски пренебрежительно, молча занялись своим делом. Вскоре гроб с телом бабушки Ули был опущен в могилу, закидан землей, сверху насыпали аккуратный продолговатый холмик и воткнули в него деревянный крестик с именем умершей. По весне отец и дядьки пообещали поставить крест побольше с портретом бабушки и покрасить оградку. Церемония похорон закончилась.
Могильщики, получив от Тихомирова-старшего по сотне «за услуги», проводили родственников «клиента» равнодушными взглядами и, вскинув лопаты на плечи, побрели туда, где их ждал еще один «клиент». Кирилл подумал, что не мешало бы выяснить, по какой причине местная похоронная мафия решила перенести место захоронения, но связываться с этими людьми не хотелось. Наверняка все уперлось бы в «ошибку» персонала.
С кладбища возвращались в молчании.
За стол сели в пять часов пополудни, когда уже начало смеркаться.
— Как тебе удалось убедить тех бандитов? — подсел к Кириллу брат Михаил. — Я уж думал — придется отступить. Не драться же с ними на кладбище.
— Попросил по-хорошему, они прониклись, — ответил Кирилл.
Михаил недоверчиво покачал головой:
— Что-то я не припомню случая, чтобы кладбищенская мафия откликалась на добрые слова. Такие структуры признают только силу или деньги.
— Ты не рад, что все закончилось мирно? — прищурился Кирилл.
— Почему? Рад, конечно. Просто подумал, что надо было идти всем мужикам, для представительства.
— Такие конфликты лучше всего решать тихо, без угроз и силового давления. Махать кулаками попусту не стоит.
— А ты мог бы их побить, если бы понадобилось?
Кирилл улыбнулся:
— Мог бы.
— Они же вон какие здоровые! Хотя ты ведь до сих пор занимаешься рукопашкой?
— Это образ жизни.
— Понимаю. Хотя отношусь к этому по-другому. Как говорится, водка — сила, спорт — могила. А приходится применять навыки в твоей работе? Кстати, чем ты занимаешься на своей службе? Чудно, ей-богу, — финансовая разведка. Звучит как подглядывание за чужими деньгами.
— Навыки применять не приходилось, а занимаюсь я довольно нудным делом — охраняю финансовых инспекторов. Бывают случаи, когда на них оказывается давление, им угрожают, суют взятки, требуют не совать нос куда не надо и даже захватывают в заложники. Тогда поднимают по тревоге мой отдел, и мы разряжаем ситуацию. А вообще наша служба сугубо гражданская, мирная, призванная отслеживать финансовые потоки всех уровней. По сути это компьютерный финансово-аналитический центр при Минфине.
— Значит, иногда тебе все-таки приходится воевать?
— Ну, смотря что понимать под этим термином. Во всяком случае, оружие и боевые навыки мы применяем редко.
— Но все же применяете?
Кирилл не успел ответить. К нему подсела мама, и разговор свернул в другое русло. Вспоминали бабушку, ее мужа и родителей, согласились, что бабы Ули будет всем не хватать, поговорили о житейских проблемах. Дед Степан предложил продать бабкин дом, но с ним не согласились, так как дом оставался особым местом, хранилищем памяти поколений, хранилищем традиций, где всегда собирались родичи Тихомировых и Пантюшиных, чтобы не только пообщаться и вспомнить прошлое, но и подпитаться положительной энергетикой этого места. Решено было, что в дом переедет тетка Валентина, которая жила в двухкомнатной квартире в центре Пскова вместе с семьей младших Пантюшиных.
Засиделись до позднего вечера. Потом мужчины вышли покурить, пока женщины прибирали в доме. Кирилл не курил, но постоял вместе со всеми, не принимая участия в разговоре. На него снова напала тоска, хотя он и понимал, что бабушка не могла жить вечно. Да и умерла светло, умиротворенно.
Отец и дядьки поговорили еще о том о сем и стали расходиться. Вскоре в опустевшем доме остался один Кирилл, собиравшийся переночевать здесь, а утром отправиться в Москву. Побродив по комнатам со скрипучими половицами, он расположился в бывшей спальне отца, за печкой, поворочался некоторое время, прислушиваясь к тишине дома, потом понял, что не уснет, и встал. Выбрал на полке томик из собрания сочинений Некрасова, зажег торшер, расположился в кресле в горнице, где он всегда любил сидеть, когда приезжал сюда, и начал листать книгу, вспоминая, как держал ее в руках много-много лет назад, когда еще учился в школе. Наткнулся на знакомое стихотворение, медленно прочитал вслух:
Я твой. Пусть ропот укоризны
За мною по пятам бежал,
Не небесам чужой отчизны —
Я песни родине слагал!
И в это время послышался стук в дверь.
Кирилл удивленно глянул на часы: третий час ночи. Подумал: кто бы это мог быть? Может, вернулся отец, чтобы сыну не было одиноко?
Но это был не отец.
Прислушиваясь к своим ощущениям и не чувствуя холодка тревоги, Кирилл вышел в сени, включил свет и распахнул дверь. На него исподлобья, оценивающе смотрела высокая молодая женщина в собольей шубке с непокрытой головой. На улице шел легкий снежок, и волосы ночной гостьи искрились от снежинок, словно посыпанные жемчугом. Она была не то чтобы красива, но миловидна, с крупными, красивого рисунка губами и слегка раскосыми зеленовато-серыми глазами. И эту женщину Кирилл знал. Ее звали Лилией Калашниковой. Больше десяти лет назад она была его женой.
— Здравствуй, — сказала она низким, слегка хрипловатым голосом, от которого он когда-то сходил с ума. — Я опоздала? Бабу Улю уже похоронили?
Кирилл кивнул, сглатывая слюну, как завороженный разглядывая бывшую жену.