Никто не поднял взгляда и не обратил особого внимания на эту речь: гораздо важнее было побыстрее закончить обед и уйти, прежде чем хозяин передумает и отнимет дарованные им полдня.
Мистер Бьюфуа был исполнен решимости внушить своим работникам, что, несмотря на французскую фамилию, он — англичанин до мозга костей. Он помедлил, скрежеща зубами, и решил оставить метафорический язык.
— Нашему королю угрожает опасность! — прогремел он, и вилки замерли в воздухе. — Французы заточили своего короля и предлагают помощь тем, кто хочет сделать то же самое здесь. Мы не можем позволить этой заразе предательства распространиться у нас. Быстро заканчивайте обедать — вы пойдете со мной. Мы пожертвуем своим дневным заработком, чтобы прийти на митинг и продемонстрировать нашу преданность королю и стране. Тот, кто не пойдет, — добавил он, перекрикивая протестующие голоса, — тот, кто не пойдет, потеряет не только работу и жалованье, но и будет включен в список подозрительных и подрывных элементов. Вы знаете, что такое подрывные элементы, добрые люди? Это те, кто подстрекает к беспорядкам. Мало того, это первый шаг на пути к предательству! А вы знаете, какое наказание полагается за подстрекательство? В лучшем случае — это хорошая, добрая экскурсия в Ньюгейт, но более вероятно — отправка в землю Ван-Димена. [67] А если вы будете упорствовать на пути к предательству, то кончите с петлей на шее.
Он дождался, когда стихнет ропот.
— Выбор прост: либо вы идете со мной в Воксхолл [68] и тем самым заявляете о своей преданности королю, либо отправляетесь вон с перспективой сесть в тюрьму или чего похуже. Кто хочет уйти? Я не стою вам поперек пути. Идите, кто желает, а мы крикнем ему в спину: «Предатель!»
Магги оглянулась. Никто не шелохнулся, хотя несколько человек при этих словах мистера Бьюфуа мрачно нахмурились, глядя в свои тарелки. Девушка тряхнула головой, недоумевая: с какой это стати из-за событий во Франции у нее вычитают из жалованья? Понять это было невозможно.
«Какой странный мир!» — подумала Магги.
Тем не менее она вместе с тремя десятками других работников пошла по холодным улицам вдоль Темзы — мимо Вестминстерского моста и амфитеатра Астлея (теперь заколоченного и безжизненного), мимо кирпичных башен Ламбетского дворца и дальше — в Камберлендский сад Воксхолла, рядом с конкурирующим уксусным цехом. Магги удивилась, увидев большую толпу. Как это столько людей согласились стоять на холоде и слушать разглагольствования множества других об их любви к королю и ненависти к французам?
— Так напердел, что и здесь воняет! — шептала Магги своей соседке с появлением каждого очередного оратора, и обе начинали хихикать.
К счастью, мистер Бьюфуа потерял всякий интерес к своим работникам, приведя их в Камберлендский сад и выполнив задачу обеспечения многочисленности митинга. Он поспешил к группе тех, кто вел митинг, чтобы добавить и свой голос к жаждущим выказать свою преданность королю. Наконец исчез и тот, кто стоял над ним. Как только работники мистера Бьюфуа поняли, что никто их не пасет, то начали потихоньку разбегаться.
Хотя Магги страсть как было жаль терять дневной заработок, она радовалась свободному дню и своей удаче — она могла встретить здесь Джема или своего отца. Дик Баттерфилд сегодня собирался познакомить Келлавеев с хозяином лесопилки «Девять вязов» на берегу реки неподалеку от Воксхолла. Они надеялись найти здесь древесину подешевле и рынок сбыта для своих стульев — хозяин лесопилки еще и приторговывал мебелью. Единственный раз в своей жизни и по настоянию жены Дик Баттерфилд сводил кого-то с нужным человеком бесплатно. Пока Мейси болела, прачка несколько раз заходила к Келлавеям: она чувствовала угрызения совести из-за того, что не встала на пути девушки, ушедшей в туман с Джоном Астлеем. Во время последнего своего визита Бет обратила внимание на пирамиду непроданных стульев и жидкий суп, приготовленный Анной, после чего потребовала, чтобы ее муж помог этому семейству.
— Пора тебе забыть об этой девчонке, — проворчал Дик Баттерфилд, но жене все же не отказал. Он по-своему сочувствовал Мейси.
Магги полагала, что к этому времени Келлавеи уже закончили свои переговоры на лесопилке и теперь, наверное, обмывали дело в пабе, где Баттерфилд должен был отыграться за свою благотворительность и выпить за счет Томаса Келлавея столько пинт пива, сколько вместит его желудок. Магги отделилась от толпы и направилась к дороге. Сначала она заглянула в «Королевский дуб» — ближайший к этому месту паб. Там было полно народу, зашедшего согреться после митинга, но отца и Келлавеев она не увидела. Тогда Магги направилась в сторону Ламбета, заглядывая в пабы по пути — «Белый лев», потом «Черная собака». Наконец она нашла их с кружками пива в уголке «Королевского оружия». Сердце забилось сильнее, когда она увидела Джема, и Магги несколько мгновений, прежде чем они заметили ее, разглядывала его кудри, закрывающие уши, бледную полоску кожи сзади на шее, сильные плечи, которые стали шире за то время, что она знала его. Ей вдруг так захотелось подкрасться к нему сзади, обнять за шею, потрепать уши, что она даже сделала шаг вперед. Но тут Джем поднял голову, и она остановилась, потеряв кураж.
Увидев ее, он вздрогнул.
— Привет. У тебя все в порядке?
Хотя он и сказал это небрежным тоном, но было видно, что он рад видеть ее.
— Ты что это здесь делаешь, Магс? — спросил Дик Баттерфилд. — Бьюфуа увидел, что ты хочешь стащить бутылку уксуса, и выставил тебя вон?
Магги сложила руки на груди.
— Всем привет. Мне тут как — пивка дадут?
Джем предложил ей свое место и свою кружку.
— Садись, пей, я себе еще возьму.
— Нет, па, меня не выгнали. — Магги бухнулась на стул Джема. — А если бы мне приспичило украсть его вонючий уксус, то я знаю, как это сделать, чтобы меня не застукали. Нет, нас отпустили после обеда и повели на митинг тут неподалеку.
Она рассказала о том, что происходило в Камберлендском саду.
Дик Баттерфилд кивнул.
— Мы их видели, когда проходили мимо. Остановились на минутку, но нас к тому времени уже мучила жажда, верно, сэр?
Этот вопрос он обратил к отцу Джема. Томас Келлавей кивнул, хотя его кружка была почти полной. Он не был большим любителем выпивать в дневное время.
— И потом, эти митинги мне ни о чем не говорят, — продолжил Дик. — Вся эта болтовня о французской угрозе — чушь свинячья. Этим французам с собственной-то революцией не разобраться, им сейчас не до нас. Как вы считаете, сэр?
— Я мало что в этом понимаю, — ответил Томас — это был его обычный ответ на вопросы такого рода.
Он слышал разговоры о Французской революции, когда работал в цирке с другими плотниками, но, как и в пидлтрентхайдских «Пяти колоколах», когда обсуждались серьезные проблемы, обычно только слушал, не высказывая собственного мнения. Нет, Келлавей был далеко не глуп, просто он видел аргументы как «за», так и «против», а потому не желал присоединяться ни к одной из спорящих сторон. Он мог согласиться с тем, что король — это самое точное воплощение английской души и английского духа, что король объединяет страну, делает ее великой, а потому необходим для ее процветания. Но он соглашался и с теми, кто говорил, что Георг — расточитель государственной казны, неуравновешенный, переменчивый, своевольный человек, без которого Англии было бы куда как лучше. Раздираемый противоречиями, он предпочитал помалкивать.