Я залег сбоку от грузовика, сунул руку в меховую сумку и двумя пальцами резко сжал артефакт. Произошло что-то вроде бесшумного взрыва, и глухой колпак тишины накрыл меня. Зазвенело в ушах. Самое странное, что звуки, источники которых находились дальше, чем в метре от меня, доносились вполне отчетливо. А вот те, что раздавались ближе – то есть которые издавал я сам, – почти смолкли. Всегда удивлялся этой способности «погремухи» выборочно гасить звуковые колебания. Наверное, дело в направлении волн. На те, что идут снаружи вовнутрь, арт не реагирует, но те, что в обратные стороны, то есть от меня вовне, – гасит.
Авторемонтная яма была прямо впереди, за ней машина, а дальше костер. Для Борова сверху яма выглядит просто черным прямоугольником, я очень сомневался, что в полутьме он сможет разглядеть меня, закамуфлированного грязью по самую макушку и распластавшегося на асфальте.
Куртку оставил на краю площадки, в кустах. Не факт, что удастся забрать, жалко вещь, но сейчас лучше без нее. Выданные Сигом джинсы вообще бросил в реку, когда уходил – не нравились они мне, не люблю джинсу, она обычно слишком жесткая и трет где не надо.
Ремень, наискось перетягивающий грудь, крепко прижимал «махновку» к спине. В правой руке был охотничий нож. Сердце стучало громко и ровно, во рту пересохло. Несколько раз сглотнув, я пополз.
Медленно обогнул ремонтную яму, то и дело осторожно приподнимая голову и глядя вверх. Гига, может, спит? Сидит тихо так, неподвижно… Но Боров на крыше точно не спит – иногда встает и прохаживается. Каждый раз, когда он оказывался лицом ко мне, я замирал, потом снова полз. С другой стороны грузовика доносилось потрескивание веток в костре, приглушенные голоса. Потом Метис спросил:
– Кузьма, руль починил?
– Не успел, стемнело. В кабине света мало.
– Выезжать рано утром.
– Утром и закончу. Там на две минуты работы.
– Смотри мне. Какого хрена, где Борзой, а?
Раздался вялый голос Рыбы, а потом опять стало тихо. Я прополз еще немного и оказался под бортом грузовика, прямо у кабины. Теперь Боров меня никак не увидит, а вот Гига сверху может увидеть запросто, стоит ему только наклониться влево и кинуть взгляд через закругленный край кабины.
Встав на колени, я задрал голову. Подножка была прямо передо мной, дальше – дверца. Зеркало заднего вида закреплено на длинном кронштейне из ржавых трубок. Значит, так: выпрямиться, нож в зубы, встать на подножку, притаиться, выждать пару секунд. Гига будет прямо надо мной, совсем рядом. Благодаря «погремухе» все это смогу проделать бесшумно. Если только подножка громко не скрипнет, бандит меня не услышит, но вот сильный звук арт заглушит лишь частично. Ну а дальше, как говорится, фифти – фифти. Если прыгну на кабину в тот момент, когда Боров будет лицом к грузовику, он меня увидит наверняка. Если боком – может засечь краем глаза. Если же великан окажется ко мне спиной – значит, повезло охотнику Стэну.
С того момента, как грузовик скрыл от меня мастерскую, я мысленно удерживал картинку того, как Боров ходит по крыше. Если бандит не изменил ритм, скорость движения или вообще не остановился, то сейчас он должен развернуться ко мне лицом. Сжав нож зубами и сгорбившись, я привстал так, чтобы макушка не попала в поле зрения Гиги. Поставил ногу на подножку, медленно-медленно начал распрямлять… Опять рана болит, пульсациями так, неприятно. Ничего с этим не поделаешь, терпи, охотник. Раздался тихий скрип металла под ногами, но «погремуха» исправно делала свое дело – он был едва слышным.
Когда я оказался на подножке, Боров как раз должен был повернуться спиной к машине. Подошвой я уперся в кронштейн зеркала. Схватился за ручку дверцы. Подождал еще секунду, перехватил нож рукой – и подпрыгнул.
Бандит сидел всего в полуметре, с закрытыми глазами. Меня он, конечно, услышал. Распахнул глаза, повернул голову…
Я воткнул клинок ему в горло. Горячая кровь брызнула на ладонь. Одной рукой схватил за волосы, а вторую, отпустив нож, прижал к его рту, чтобы заглушить предсмертный хрип. Глянул вверх. Боров медленно шел по краю крыши. Спиной к нам.
Гига затих. Ясно, почему мужика так называли: горбатый нос, кучерявые черные волосы, мохнатые брови. Вольный сын Кавказа. Кровь текла по груди, пропитывая фуфайку. Я высвободил клинок из горла, и тело начало заваливаться вбок. Схватил мертвеца за плечо. Боров на крыше начал поворачиваться. Я толкнул Гигу обратно, и его голова откинулась назад, затылок упал на край кузова.
Вниз я спрыгнул в тот миг, когда Боров очутился лицом к нам. Присел на подножке и замер. Бандит на крыше сейчас отчетливо видит Гигу, но тот сидит почти в прежней позе, только голову откинул сильнее. Великан может решить, что второй часовой заснул, и окликнет его. А может и не решить. Может вообще не обратить внимания на легкое изменение в положении тела.
Тихо потрескивал костер. Я прижимался к дверце кабины и вслушивался.
– Достал меня племянник, – раздалось из-за грузовика. – Появится – прибью. Два дня отлеживаться будет, падла.
– Как же тогда нам на дело отправляться? – возразил Кузьма.
– В кузов бросим, к охотнику. Пусть валяется.
– Охотник наверно сдох уже. Надо бы проверить.
– Проверишь. Хотя какая теперь разница? Все равно я его с собой брать не собирался, мороки слишком много, – возразил Метис.
Я стиснул челюсти. Что дальше? Второй этап – еще сложнее первого. Нужно обойти грузовик и проникнуть в него. Дверь находится со стороны мастерской, по которой расхаживает Боров, и, если на двери не только засов, но и замок… На этот случай у меня была заготовлена отмычка, которую смастерил из найденной в столярном цехе проволоки, но я не представлял себе, как в полутьме смогу быстро вскрыть замок, сдвинуть дверь, забраться в грузовик – и все это так, чтобы не заметили четверо находящихся поблизости людей, один из которых ходит прямо над головой и то и дело бросает взгляд в сторону машины.
Я уже собрался слезть с подножки, когда в голову пришла новая мысль. А нету ли другого пути внутрь? Потянул ручку, приоткрыл дверцу и нырнул в кабину.
Пахло бензином. Рулевая колонка была развинчена, «баранка» лежала на сиденье, из гнезда торчали провода. В задней стенке кабины, прямо за коробкой передач – узкая дверь. Без засова и без замка. Ну вот, как чуял! Я осторожно приоткрыл ее, она скрипнула… Кажется, арт переполнился. Теперь его нужно чистить, почти уже не работает. Вроде снаружи никто не услышал. Я шагнул внутрь, едва не наступив на тихо булькнувшую канистру. Слева возле низкой лавки стояло еще несколько. В центре фургона был большой железный люк.
А на стене справа… Отблески костра совсем слабо проникали сюда, и я сощурился в полутьме. Михаил был распят на досках борта, прибит к ним толстыми строительными гвоздями. Седая голова свешивалась на грудь. Я содрогнулся, сердце бешено заколотилось к груди.
– Миша! – шагнул к нему. Черная, глухая ярость накрыла меня.
Голова напарника медленно поднялась: