Кажется, мой собеседник вовсе не удивлен этим признанием. И вопрос его звучит как бы по инерции, а не как естественное изумление человека, впервые узнающего о событиях, в которых он не принимал непосредственного участия:
– Зачем?
– В этом-то и вопрос. Потому что ничего вразумительного она мне не сказала.
Все-таки не стоит открывать карты до конца.
– Тем не менее, – продолжаю я, – голос ее был такой странный, что я не выдержал и помчался к ней… Но она была уже мертва. Сердечный приступ…
– Вот как? – поднимает брови Ножин. Похоже, теперь он искренне удивлен, словно ожидал услышать от меня нечто другое. – Ты уверен в этом, Владлен?
Пожимаю плечами:
– Да я-то что? Это судебный медик сделал вывод, смерть Анны Павловны наступила в результате острой сердечной недостаточности…
Ножин неожиданно наваливается грудью на стоик, подавшись всем корпусом в мою сторону и чуть не опрокинув бутылку:
– Но ведь у тебя наверняка сложилось иное убеждение на этот счет, не так ли, Владлен?
Чтобы выиграть время, принимаюсь сосредоточенно вытирать губы салфеткой.
– Что ж, в этой истории действительно есть непонятные моменты, – наконец признаюсь я.
– Например?
– Ну взять хотя бы телефонный звонок покойной… Конечно, это могло быть недоразумением, но я уверен, что просто так Круглова не стала бы звонить мне среди ночи. А поскольку полноценный разговор между нами так и не состоялся, то весьма возможно, что ей попросту не дал сказать ни слова тот, кто в этот момент находился в ее квартире. Или те, если их было несколько…
– Насколько я знаю… знал… Анну Павловну, она никогда бы не открыла дверь чужим людям.
– А те гости, что к ней пожаловали, могли и не спрашивать разрешения войти.
Ножин сосредоточенно сопит, а потом, словно осененный внезапной идеей, принимается вновь наполнять наши рюмки, щедро проливая водку на столик.
– Ну, а еще что? – осведомляется угрюмо он.
– А еще тот факт, что дверь квартиры была не заперта. И то, что в квартире, когда я вошел, не было света.
– А при чем здесь?.. – начинает Ножин, но потом осекается: – Ты имеешь в виду, что?..
– Вот именно, Михаил Юрьевич. Люди, знаете ли, имеют обыкновение включать свет, когда собираются звонить по телефону. В случае с Кругловой логичных объяснений может быть два: либо Анна Павловна сознательно не включала свет в своей комнате, чтобы тот, кто находился в ее квартире, не знал, что она звонит куда-то, либо свет все-таки был, но, уходя, неизвестный визитер погасил его…
– На кой черт ему было выключать свет, рискуя вызвать лишние вопросы со стороны милиции, если он хотел, чтобы смерть Анны выглядела естественной? – ворчливо возражает психотерапевт.
А он не так уж и пьян, понимаю я. Во всяком случае, мыслить логично еще вполне способен.
– Трудно сказать, – снова пожимаю плечами я. – Не забывайте, что наш разговор носит чисто умозрительный характер. Мы вынуждены делать выводы из известных нам фактов, опираясь на наши представления о действительности, но пока мы не знаем, кем был тот тип, все наши измышления на его счет так и останутся пустыми теориями… Ведь ночной гость Анны Павловны мог быть непрофессионалом и, сделав свое черное дело, попросту растерялся и постарался побыстрее убраться с места преступления… В конце концов, это могло быть вообще не убийство – во всяком случае, сознательное. Например, предположим, что тот, кто явился к Кругловой ночью, рассчитывал всего лишь усыпить ее каким-нибудь новейшим препаратом… или, скажем, выудить из несчастной какую-нибудь информацию с помощью психотропных средств… Однако переборщил в определении дозы, и Круглова скончалась у него на глазах. И тогда, с учетом того, что ей все же удалось воспользоваться телефоном, ему следовало как можно быстрее уносить ноги…
– А что, – быстро спрашивает мой собеседник, зачем-то оглянувшись по сторонам, – эксперты нашли в крови покойной следы каких-то препаратов?
– Насколько я знаю, нет… Но ведь мы с вами медики, Михаил Юрьевич, и знаем, что в наше время существует масса ядовитых веществ, которые спустя некоторое время после инъекции либо рассасываются по всему организму и обнаружить их невозможно в силу слишком малой концентрации, либо вообще выводятся наружу вместе с потовыми и прочими выделениями…
– Не понимаю, – бормочет Ножин, разглядывая жидкость в рюмке на свет, исходящий от бра над столиком. – Ничего не понимаю. Если все было так, как ты говоришь, кому могло понадобиться убивать Аннушку? – От расстройства он даже забывает о том, что едва ли имеет права на подобную фамильярность по отношению к покойной. – Даже если этот негодяй не хотел, чтобы она умерла, что ему было нужно от нее? Какими сведениями она могла обладать, по-твоему?
В третий раз пожимаю плечами. Если так пойдет и дальше, то к концу пребывания в Мапряльске у меня наверняка непомерно разовьется мускулатура соответствующего участка спины.
– А вам не кажется, уважаемый Михаил Юрьевич, – говорю я после паузы, необходимой для того, чтобы опрокинуть в себя очередную порцию водки и зажевать ее кусочком жестковатого мяса, – что мы с вами напрасно абстрагируемся от одного обстоятельства, которое может играть ключевую роль в этом деле?
– Какого же?
– Я имею в виду то, что все это время в квартире Кругловых находился еще один человек. Тот, которого все считают все равно что покойником.
– Это Олежка, что ли?! Ты думаешь, что он?..
– Нет-нет, упаси боже, я вовсе ничего такого не думаю. Оставим подобные ужасы какому-нибудь кинорежиссеру для съемок мистического триллера… Я имею в виду всего-навсего то, что внезапная кончина Анны Павловны Кругловой и странное состояние ее племянника могли быть каким-то образом взаимосвязаны, вот и все.
Не слишком ли я разоткровенничался с этим субъектом, так старательно изображающим из себя убитого горем старого холостяка? И водка у него какая-то подозрительная. Похоже, еще немного – и я выложу ему всю свою подноготную? Так не пойдет, Лен, надо быть бдительнее…
– И вообще давайте сменим пластинку. Что это мы, в самом деле, изображаем из себя Шерлоков Холмсов? Кому надо – те во всем разберутся! – решительно заявляю я.
Ножин что-то с сомнением бурчит, но продолжать расспросы не решается.
– Кстати, вы в курсе, что, кроме Олега Круглова, сегодня в больницу привезли еще двоих Спящих? – как можно непринужденнее осведомляюсь я.
– Да-да, – рассеянно отзывается психотерапевт. – Я звонил днем Шагивалееву, и он сказал мне… А кто они такие?
– Торговец книгами и жертва милицейского произвола. – Я кратко излагаю истории Солодкого и Скобаря, а в заключение добавляю: – Видите, Михаил Юрьевич, есть все основания полагать, что ваша теория не выдержала испытания временем.
– Это почему же?