Эх, знать бы еще, как ее зовут, а то обращаюсь к ней, как к неодушевленному предмету. Но напрямую спрашивать неудобно, а рыться в бумагах в «своем» кабинете некогда.
— Дай бог, чтобы у вас все хорошо закончилось, — пожелала мне женщина, украдкой смахивая слезу.
* * *
Ефим оказался примерно моих лет, высоким, чернявым, с давно не бритым лицом и пухлыми губами. Он встретил меня у входа в отделение, которое располагалось на третьем этаже старого, явно требовавшего ремонта здания. Видимо, охранник из вестибюля предупредил его о моем появлении.
В больнице все спали, и я невольно старался ступать потише. Пахло несвежим постельным бельем, лекарствами и подгоревшим молоком.
— Ну, здорово, Алька, — протянул мне руку Ефим. — Быстро же ты добрался...
— Я на «Скорой» приехал, — сообщил я. — Медсестра, которая со мной дежурит, помогла с машиной...
Он вдруг сморщился, как будто я ляпнул какую-то глупость.
— Это ты зря, — посетовал он. — Надо было лучше ехать своим ходом, а сестру не посвящать, куда ты поехал...
— Почему?
— На всякий случай, — многозначительно поднес он палец к губам. — Ладно, будем надеяться, что шума не будет... Зайдем ко мне на минутку.
Мы прошли по коридору — почти полной копии того, который был и в нашей больнице, только с тем отличием, что пол тут был не покрыт линолеумом, а выложен грубой кафельной плиткой. И за барьером дежурной по отделению никого не оказалось. А где-то в противоположном конце коридора кто-то стонал так, что шел мороз по коже. В перерыве между стонами женский голос вскрикивал: «Ой. мамочки!.. За что же мне такие муки?.. Сделайте же что-нибудь, прошу вас!.. Больно!..»
Кабинет у Ефима оказался гораздо просторнее, чем «мой». В углу даже мигал экраном телевизор с выключенным звуком, а на столе имел место довольно шикарный ноутбук.
Ефим плотно прикрыл за мной дверь и показал мне на диван:
— Располагайся. Чай-кофе, надеюсь, ты не будешь распивать? — Я мотнул отрицательно головой. — И это правильно. Мы лучше с тобой как-нибудь в другой раз посидим, более основательно... Ну, что, ты готов?
— Конечно, — решительно сказал я. — Только ты мне вот что скажи — как она? Скоро поправится?
Он скривился в мрачной усмешке:
— Думаешь, в такой стадии может быть надежда? Ты Ведь вчера здесь был и сам видел, что ей все хуже и хуже...
— Значит, она скоро умрет? — упавшим голосом спросил я.
— В том-то и дело, что мы не можем ждать милости от природы! — Он подошел, сел рядом и обнял меня за плечи. — Алька, я отлично тебя понимаю как человека... Хоть она была и не подарком, но это все-таки твоя мать. Но мы же с тобой оба врачи, и мы-то знаем, что в таких случаях надлежит делать... Если бы те, кто принимает законы своими глазами ежедневно видели наших больных — они давно бы санкционировали эвтаназию. Сволочи! — Он нервно закурил. — Кстати, не вздумай потом мучиться угрызениями совести, а то я тебя знаю как облупленного еще с универа, гуманист ты наш!.. В принципе, я мог бы сам это сделать, но подумай — зачем мне лишние проблемы, а? А что касается последствий, то тут ты можешь не волноваться. Все будет шито-крыто. Петрович, наш завотделением, — в курсе и, в случае чего, прикроет... С моргом я тоже договорился насчет заключения. Да, кстати, с тебя потом бутылка — нашему патологоанатому нужно проставиться... Поэтому делай спокойно свое дело и не сомневайся!..
Я оторопело слушал ту околесицу, которую нес сидящий рядом со мной тип. А когда смысл его слов дошел до меня, я повернулся и взял его за грудки.
— Что ты сказал, гад? — задыхаясь, выдавил я. — Ты предлагаешь, чтобы я усыпил свою мать, да? Как бродячую собачонку?! Да ты хоть знаешь, что она для меня значит?
Он задергался, пытаясь освободиться, и просипел:
— Ты чего? Мы же с тобой... договорились!
Руки мои сами собой разжались.
— Договорились? — повторил я. — О чем?
— Придурок! — с презрением сказал он. — Совсем с ума сошел? Вспомни: неделю назад, когда ей стало совсем скверно, ты сидел здесь, рыдал, как истеричка, и ныл: «Ефим, помоги мне!.. Она не должна так мучиться!» И помнишь, что я тебе тогда сказал? — Я угрюмо молчал. — Что, разумеется, я тебе по старой дружбе помогу... Что когда ее состояние окончательно выйдет из-под контроля, я позвоню тебе, и ты сам сделаешь ей укол... А теперь ты, значит, передумал? Ну что ж, это твое дело... Только знай: вчера она пыталась выброситься из окна палаты. Головой вниз. И если бы не сердобольные бабы, оказавшиеся случайно рядом с ней, она бы так и сделала. Возможно, это было бы лучше для всех нас. Но мы ведь не можем толкать ее на самоубийство, да и с нас — то есть, конечно, прежде всего с дежурного врача — потом спросят... Так что выход — только один. Один укол — и она заснет. Тем более что это не яд какой-нибудь, а обычное снотворное, только чуть больше обычной дозы. Ты же сам знаешь — она тебе первая спасибо за это скажет!..
Я молчал. Мысли мои путались и плясали, как сумасшедшие.
Неужели мне в этом варианте суждено стать убийцей? Причем не кого-нибудь, а собственной матери? А что скажет сестра? И отец, если он тоже жив? Завтра я, возможно, унижу их, но смогу ли я посмотреть им в глаза, если совершу этот тяжкий грех?
— А сестра? — машинально спросил я вслух.
— Какая сестра? — не понял Ефим. — Наша Ленка, что ли? Не бойся, баба она надежная — авось, не первый день У нас работает. К тому же, я ее отправлю с поста...
— Нет, — сказал я. — Моя сестра. Которую зовут Алла...
Он вытаращился на меня с открытым ртом.
— Ну, ты даешь, Алька! — произнес он немного погодя. — У тебя уже точно крыша поехала!.. Какая может быть Алла, если я еще с универа помню, что она погибла вместе с твоим отцом в авиакатастрофе, когда тебе было шесть лет?!
Ах, вот оно что. Значит, в этой жизни судьба поменяла слагаемые местами, и не мама тогда полетела с отцом отдыхать, а отправила вместо себя Алку... Представляю, как она потом мучилась всю жизнь, как проклинала себя за это!..
— Слушай, — сказал Ефим устало, — через пару часов наступит утро. Решай быстрее.
— Я хочу сначала посмотреть на нее, — сказал я, глядя в пол.
Ефим встал и подошел к сейфу, стоявшему рядом с письменным столом. Открыл его и достал оттуда коробочку с одноразовым шприцем. Взял какой-то пузырек и воткнул в его резиновую пробку иглу шприца.
— Это тебе — на всякий случай, — пояснил он, протягивая коробочку с наполненным шприцем. — Чтобы не возвращаться лишний раз, если все-таки надумаешь...
Я взял коробочку с такой опаской, словно опасался заразиться от нее какой-нибудь инфекционной заразой. Повертел в руках. Положил в карман халата.
Нет, я все равно не сумею воспользоваться этой штукой, даже если захочу. За время Круговерти я хотя бы поверхностно, но многому научился. Вот только уколы мне еще ни разу не приходилось делать.