Цимбаларь попытался как-то отвлечь внимание Страшкова, чтобы потом, если удастся, придержать его на положенное время, но сыродел, взяв священника под локоток, уже вошёл в фойе клуба и направился прямиком к Людочке, выполнявшей сегодня совершенно не свойственные ей функции цербера.
Девушка, совершенно не готовая к такому повороту событий, растерялась, однако дёргаться впустую не стала и с приветливой улыбкой пропустила припозднившуюся парочку в зал. В награду за это отец Никита благословил её.
Цимбаларь в сердцах отшвырнул в сторону недокуренную сигарету.
Бюллетени для тайного голосования напечатали при помощи принтера, входившего в комплект Людочкиного компьютера, а затем раздали всем присутствующим – под роспись, естественно.
Кондаков популярно объяснил, что напротив фамилии избранника необходимо поставить какой-нибудь знак – крест, галочку или хотя бы достаточно жирную точку.
Поскольку кабинки для голосования отсутствовали, бюллетени заполняли прямо на местах. Одни сельчане долго изучали их, примериваясь к разным фамилиям, а другие ставили значки просто наугад. Были и такие, кто демонстративно разорвал полученные от секретаря бланки.
Затем избиратели цепочкой потянулись к урне для голосования, на которой ещё сохранился совдеповский герб с пшеничными колосьями, земным шаром и всяческими масонскими прибамбасами, введёнными в коммунистическую геральдику пламенным революционером Львом Давыдовичем Троцким.
Голосование закончилось через четверть часа, однако присутствующих попросили не расходиться – мог понадобиться второй тур.
Бюллетени считали непосредственно на столе президиума, раскладывая их на пять отдельных кучек. Почти сразу стало ясно, что Валька Дерунова лидирует с огромным отрывом. За неё был подан почти каждый второй голос.
Зинка Почечуева, на протяжении всего собрания строившая Кондакову глазки, теперь шепнула ему на ухо:
– Как хотите, но я эту курву победительницей объявлять не буду. Потом с ней горя не оберёшься. Лучше скажем, что выиграл кто-то из мужиков. Никто нас не проверит.
Кондаков уже и сам склонялся к этой мысли (Валька не тянула на старосту даже внешне), но старик Михеич, державшийся на втором месте, не собрал и трёх десятков голосов – это даже при том, что в его актив были засчитаны бюллетени, где вместо положенного значка стояли бранные словечки типа «козёл» или «лапоть».
Да и какой из Михеича староста – одна борода! Он и с грамотёнкой-то не в ладах. Если и помнил кое-что шестьдесят лет назад, то на Курской дуге контузией отшибло.
Кирюха Осипов, невесть как попавший в кандидаты, и того хуже – пьяница, бездельник, браконьер, мелкий воришка. Из того же теста слеплен и третий кандидат – Пашка Гуськов. Этот вдобавок ещё и кобель, ни одной юбки мимо не пропустит.
Положение, можно сказать, было безвыходное – хоть себя самого в старосты предлагай.
Как раз в это время собрание почтили своим присутствием отец Никита и сыродел Страшков. Наиболее культурные представители молодого поколения немедленно уступили им свои места. Чуть погодя вошли Цимбаларь, Людочка и Ваня. Как говорится, теперь все были в сборе.
Зинка, размахивая бюллетенями, побежала к вновь прибывшим. Её остроконечные груди, свободно мотавшиеся под тонким свитерком, было последнее, что увидел Цимбаларь, прежде чем скромненький интерьер деревенского клуба сменился грандиозным и жутким пейзажем неведомого мира.
Далеко внизу простиралось что-то пепельно-серое, похожее на океан, объятый сразу сотней могучих ураганов, а остальное поле зрения занимала чернота, усеянная точками звёзд.
Этот псевдоокеан стремительно приближался, хотя сам Цимбаларь не ощущал даже намёка на движение. Впрочем, об истинной скорости его полёта можно было судить по метеоритам, безнадёжно проигрывавшим эту сумасшедшую гонку.
Вскоре он окунулся во что-то гораздо более густое, чем туман, и звёзды сразу исчезли. Киселеобразная субстанция шла пластами – серый, розовый, зеленоватый, лимонный, – каждый толщиной в сотни километров.
Иногда он попадал в ливень, капли которого состояли вовсе не из воды, а иногда – в густой снегопад, имевший оранжевый цвет.
Скорость падения постепенно замедлялась, и вскоре он оказался в атмосферном слое, где бесновались длиннейшие ветвистые молнии, способные испепелить даже самого громовержца Зевса. Эта картина могла бы повергнуть в ужас величайшего из героев, но все чувства Цимбаларя остались где-то далеко-далеко. Он мог только смотреть, не давая увиденному никакой оценки.
Наконец самый нижний слой облаков остался позади, и внизу распахнулась необъятная твердь, ощетинившаяся, словно дикобраз, иглами горных пиков. Среди них текли реки расплавленного металла и капельками разноцветной ртути перекатывались озёра, состоящие из вязкого, медленно бурлящего вещества.
Вокруг было пасмурно, как поздним вечером, а свет, озарявший этот мир, имел ядовито-жёлтый оттенок. В плотном воздухе не то плавали, не то порхали бурые комья, похожие на клочья мха.
Повсюду, насколько хватало глаз, происходили бурные и скоротечные катаклизмы. Горные пики проваливались в огненную бездну. Лавовые реки поминутно меняли русла. Кочующие озёра, едва соприкоснувшись между собой, взрывались, точно вулканы.
Продолжая падать, Цимбаларь на некоторое время ушёл под землю, где не было ничего интересного, а вновь оказавшись на поверхности, уже не увидел горных пиков. Их сменила равнина, покрытая древовидными образованиями, казалось бы, целиком отлитыми из стекла, переливавшегося всеми оттенками шафранового, лимонного, канареечного и янтарного цветов.
Как и всё вокруг, стеклянные деревья пребывали в постоянном движении – трясли рогатыми, безлистными кронами, водили хороводы, менялись местами.
Затем откуда ни возьмись появился шар, величиной не уступавший куполу Тадж-Махала, и зигзагами покатился через лес, вбирая в себя стеклянные деревья, не успевшие от него увернуться.
Со всего разгона шар налетел на Цимбаларя – мелькнуло прихотливое нагромождение кристаллических внутренностей – и помчался дальше, а уцелевшие деревья поспешно вернулись на освободившееся место. Танец, продолжавшийся, наверное, тысячи лет, возобновился.
А Цимбаларь уже скользил над поверхностью лавовой реки, которая несла на себе не только отдельные камни, но и целые скалы. Переливаясь с уступа на уступ, она вздымала мириады брызг, застывших по берегам величественными узорчатыми башнями, словно бы выкованными из золота божественными кузнецами.
И так длилось до тех пор, пока огнедышащая река не слилась с огнедышащим океаном, над которым стояла зловещая дымка вселенского пожара. Разнонаправленные приливные силы заставляли океан постоянно менять конфигурацию своих берегов, зачастую обнажая дно. То, что творилось на этом дне, заслуживало отдельного рассказа…