– Да наш же конвойный принес, – хмыкнул Мартин. – Среди русских много таких, кто за деньги на все готов. Вам, социалистам, не нужно головы людям всякой пропагандой морочить, вы должны их покупать: голоса в парламенте – или как там называется ваш ублюдочный парламент, Дума? – ну, значит, голоса в Думе, чтобы выступали за установление республики вместо монархии, покупать офицеров в армии, чтобы поворачивали полки против своих, покупать полицейских, чтобы вас, революционеров, не трогали, чтобы вы могли спокойно разлагать страну… Вас, русских, очень легко купить, когда-нибудь вы все друг друга продадите… как это вы говорите… с пот-ро-ха-ми. – Он выговорил последнее слово по слогам и издевательски захохотал.
Грушенька сорвалась с диванчика, на котором сидела, сжавшись, как испуганный зверек, пронеслась мимо Марины, подскочила к Мартину и дала ему такую пощечину, что звон пошел. Мартина даже шатнуло!
Однако австриец только расхохотался и, обхватив девушку одной рукой, с силой прижал к себе.
– Вот так-то лучше! – выкрикнул он. – Я так и знал, что ты не выдержишь и бросишься на меня. У меня не было никакой охоты драться с этой… с этой русской медведицей, – он небрежно кивнул на Марину, и та невольно взвыла от унижения, – которая мешала мне подойти к тебе. А теперь я тебя поймал, и ты пойдешь со мной.
И попятился к двери, таща за собой Грушеньку, которая от ошеломления никак не могла взять в толк, что произошло. Но наконец-то сообразила, запищала, принялась рваться, однако хватка у Мартина была железная. Он как-то очень ловко повернул ее спиной к себе и перехватил поперек груди так, что руки до локтя оказались как бы скованы, она не могла драться, только нелепо дергалась, однако Мартин держал крепко.
– Перестань, – он ткнул Грушеньку в бок револьвером, – говорю, ты пойдешь со мной. Никуда не денешься!
– Одумайся! – снова крикнула Марина. – Ты можешь всех погубить!
– Стой где стоишь! – наставил на нее револьвер Мартин и сделал еще несколько шагов к двери.
Кажется, больше ждать нельзя…
– Макар! – крикнула Марина, и в следующее мгновение с печи мягко, легко метнулась темная тень.
Это был Макар, тоже державший в руке револьвер.
Мартин так и замер от неожиданности.
Ну что ж, Марина знала, что делала, когда ринулась к Макару как к последней своей надежде. Конечно, она ни словом не обмолвилась ему, что помогает пленным готовить побег, и сейчас он, к несчастью, услышал много лишнего, но это ничего, это ладно, потом Марина как-нибудь постарается заморочить ему голову, а сейчас главное, чтобы он спас их от обезумевшего австрийца.
– Отпусти ее и вали отсюда! – выкрикнул Макар, вскидывая револьвер. – А то я тебе башку снесу, ты, немецкая свинья!
Но Мартин уже пришел в себя.
– От свиньи слышу, – бросил он. – От безголовой русской свиньи!
И выстрелил.
Макар выронил револьвер, схватился за голову и тяжело рухнул на пол.
Марина прижала руки ко рту, давя крик. Макар лежал неподвижно. В его разметавшихся по полу светлых волосах вдруг появилась темная прядь. Да это же струйка крови!
Грушенька взвизгнула, увидев ее, и в то же мгновение Мартин с силой толкнул ее вперед, так что она пробежала несколько шагов и ударилась о Марину. Обе они не устояли на ногах и упали на Макара.
Не сразу Марине удалось встать. Грушенька все еще возилась на полу, громко всхлипывая; Макар оставался недвижим, а Мартин…
Марина огляделась. Мартин исчез.
Сбежал, трусливый негодяй! Натворил бед и сбежал! Что же теперь делать?
– Замолчи, – сказала Марина Грушеньке. – Замолчи сейчас же!
Та затихла, замерла, смотрела снизу безумными глазами.
И тут Марина услышала, что ночную тишину нарушил какой-то странный звук…
Треск? Скрежет? Рокот?
Рокот автомобильного мотора!
Среди ночи? На кладбище?
Что это значит?
Мелькнула ужасная догадка…
Марина выскочила на крыльцо.
Да! Рокот доносится с той стороны, где находится госпитальный гараж!
Марина слетела по ступенькам и, подобрав повыше подол, понеслась к калитке, ведущей на кладбище.
– Мадама Маринка! – донесся перепуганный голосок Сяо-лю, высунувшейся из дровяника, куда нынче отправила их с Павликом ночевать хозяйка. – Кто стреляла? Кого убивала?
Марина даже не оглянулась, будто не слышала.
Почему-то калитка, обычно приткнутая разболтавшейся щеколдой, еле державшаяся, слетавшая от малейшего толчка, сейчас никак не поддавалась, Марина не могла ее открыть. Да она же примотана веревкой к забору!
Зачем? Кто это сделал? Развязывать долго, невозможно, веревка мокрая. Значит, ее замотали недавно. Нарочно – для того чтобы нельзя было открыть. Не открыть… не выйти… Нет!
Марина с хриплым криком ударилась о забор. Он шатнулся, но выстоял. Попыталась перелезть… не помнила, сколько это длилось… запуталась в юбке… слетели туфли, потом подол зацепился за гвоздь… рванулась, побежала дальше босая, то и дело попадая на вызревшие «собачьи колючки», стебли которых стелились по земле, вскрикивая, охая, спотыкаясь, ушибая пальцы о торчащие корневища, но не останавливаясь.
Вот он, холм! Вскарабкалась на него, не заботясь о тишине, о том, что с другой стороны может оказаться часовой и от неожиданности выстрелить в нее.
Нет там никакого часового! Ворота нараспашку! А это что такое?! В стороне виднеется что-то, напоминающее очертаниями человеческое тело… белеет в лунном свете гимнастерка, небрежно разбросаны ноги в обмотках и грубых ботинках, откатилась в сторону фуражка…
Часовой!
Часовой убит. Можно не сомневаться, угнан грузовик, ведь вторая машина, «бенц», неисправна, а Марина отчетливо слышала рокот мотора.
Мартин… негодяй, изменник, убийца! Андреас доверился ему, а тот… Что же теперь делать? Ведь на следующую ночь назначен побег!
Марина в отчаянии зарылась лицом в прохладный дерн.