Она снова начала плакать, а Дженни, потрясенная услышанным, не сразу нашлась что сказать. Первой ее реакцией был шок, но потом она подумала, что тут не обошлось без вмешательства Провидения – уж больно хорошо все совпало. Только неделю назад она потеряла ребенка, потом Гретхен заговорила с ней об усыновлении, описав точь-в-точь такую ситуацию, какая сложилась сейчас: несовершеннолетняя девочка забеременела и собирается оставить ребенка для усыновления в приюте Святой Девы Марии. Правда, они с Биллом не отказывались от мысли завести собственных детей, но… Неожиданное предложение Люси могло обернуться благом для всех.
– Я… я поговорю с Биллом, – пробормотала она наконец, и Люси сразу успокоилась, но Дженни уезжала в полном смятении. В монастыре Святой Девы Марии ожидали родов не меньше дюжины совсем юных девушек, некоторые – еще моложе Люси, и это очень сильно на нее подействовало. Весь обратный путь Дженни размышляла об их незавидной участи, о Люси, о ее словах и чувствовала, как ее сердце буквально обливается кровью.
Вернувшись домой, Дженни первым делом бросилась искать Билла. Она нашла его в кабинете, где он работал над текстом очередной проповеди. Теперь Билл больше полагался на импровизацию – «на то, что подскажет сердце», но все равно считал необходимым подготовить тезисы и выверить цитаты. Он с головой ушел в работу, но, увидев в дверях Дженни, сразу отложил бумаги и поднял на нее глаза. Он знал, что она ездила в Элпайн навестить Люси, но не понимал, чем вызваны смятение и глубокая озабоченность, которые проступили на ее бледном лице.
– Все в порядке, дорогая? Что-нибудь с Люси?
– Она хочет, чтобы мы взяли ее ребенка, – проговорила Дженни сдавленным голосом, падая на стул напротив него. – Я не знаю… не знаю, как отнесутся к этому ее родители, но… это не такая уж плохая идея. В любом случае завести своих детей нам это не помешает, – сказала она, с грустью думая о том, что ее заветная мечта может так и остаться несбывшейся. Что бы ни говорили врачи, вероятность нового выкидыша оставалась довольно большой.
– Люси должна родить в июле, – добавила она.
– А ты… ты точно хочешь? – мягко спросил Билл. Эта мысль как-то не приходила им в голову – до сегодняшнего дня они беспокоились только о девочке и ее матери и даже не думали о том, что могут взять этого нежеланного ребенка себе и сделать его желанным и счастливым. Ни он, ни она не чувствовали себя готовыми к усыновлению, но, с другой стороны, ребенок есть ребенок, он нуждается в тепле и заботе, и у него должен быть дом. И если Люси хочет отдать своего ребенка им, почему бы нет?..
– Даже не знаю… как-то это все… – Дженни покачала головой, и Билл кивнул. Он хорошо понимал, что она сейчас испытывает.
– Давай пару дней подумаем, хорошо? А потом поговорим с ее родителями, – предложил он, и Дженни согласилась. Слова Билла показались ей разумными. Все случилось слишком неожиданно, а спешить она не хотела.
Несколько дней они действительно думали, обсуждали между собой различные аспекты предстоящего важного решения, пока не обнаружили, что спорят не о том, усыновлять или не усыновлять, а о том, как сделать это наилучшим образом. В самом деле, ситуация, казалось, была создана словно специально для них, да и родителей Люси подобный исход дела мог только обрадовать, поэтому Билл позвонил им и договорился о встрече после воскресной службы. В телефонном разговоре он сказал, что хочет поговорить об их дочери, но когда миссис и мистер Фергюссон вошли в его служебный кабинет рядом с алтарем, он без обиняков заявил им, что хотел бы усыновить ребенка Люси.
При этих его словах мать девочки вздохнула с нескрываемым облегчением. Отец же потребовал заключить дополнительный договор, по которому Билл и Дженни принимали на себя обязательство ни при каких условиях не разглашать имена настоящих родителей ребенка. Будет лучше, добавил он, если они скажут всем, что усыновили младенца в Нью-Йорке.
Это было очень простое условие, так что Билл и Дженни с готовностью согласились. Оставалось только уведомить обо всем монастырь. Дженни также хотела присутствовать при родах, и мать Люси сказала, что не возражает и что сама обязательно приедет в монастырь, чтобы быть с дочерью, когда начнутся схватки. Отцу же было наплевать. Выглядел он так, словно вчера весь вечер пил и сегодня ему явно не терпелось продолжить. Как только текст соглашения был составлен и каждый поставил под ним свою подпись (оставалось только заверить документ у нотариуса, но Билл брал это на себя), мистер Фергюссон буквально выбежал из кабинета, не удосужившись даже закрыть за собой дверь. Мать Люси на прощание крепко обняла Дженни и ушла вся в слезах.
В понедельник Мэгги Фергюссон снова появилась на собрании группы жертв домашнего насилия. Выглядела она куда более собранной. Мэгги даже сама попросила слова и сказала, что приняла твердое решение: больше она не позволит мужу тиранить себя и не даст в обиду дочь, когда та вернется из монастыря. На следующий день Дженни позвонила Люси, и та сказала, что мать приезжала к ней уже несколько раз и что теперь они ладят друг с другом куда лучше. Оставалось только удивляться, как быстро подействовали на Мэгги Фергюссон собрания в группе.
Сама Дженни смогла приехать в монастырь Святой Девы Марии только в конце недели. Она сообщила Люси, что они с Биллом с радостью возьмут ее ребенка к себе, и девочка вздохнула с облегчением. Ей очень хотелось, чтобы малыш попал в нормальную семью, к нормальным людям. Билла и Дженни она считала самыми лучшими родителями, каких только можно вообразить. Теперь оставалось лишь дождаться родов, до которых – если все пойдет хорошо – оставалось еще четыре месяца.
– Даже не верится, что все это происходит на самом деле, – сказала Дженни Биллу, когда вернулась домой. – И что через четыре месяца у нас будет малыш!
В ответ он только улыбнулся и крепко обнял ее. У них было еще четыре месяца, чтобы подготовиться к самому важному в жизни дню. У них будет ребенок! Дженни нисколько не смущало, что она его не носила и не рожала, – не сомневалась, что от этого не будет меньше его любить. Кроме того, она собиралась присутствовать при родах. Биллу тоже хотелось быть рядом с женой, но он понимал, что может смутить Люси. Впрочем, он был готов ждать в приемной, пока Дженни выйдет из родильного отделения с младенцем на руках. «Наконец-то все будет в порядке!» – подумалось ему. В самом деле, уже дважды они теряли ребенка, и вот какая-то четырнадцатилетняя девчонка буквально на блюдечке поднесла им их заветную мечту. Это был великий дар – тут никаких сомнений быть не могло, и они оба это понимали. Дженни благодарила Люси за то, что она сделала, каждый раз, когда звонила или ездила в монастырь, но Билл знал, что без вмешательства Провидения здесь не обошлось. Небеса были милостивы к ним, и ему хотелось встать на колени и вознести Богу горячую благодарственную молитву.
Теперь Билл и Дженни говорили о своем будущем ребенке каждый раз, когда оставались одни. Ни о чем другом они просто не могли думать. В конце концов Дженни призналась Гретхен, что они решили усыновить ребенка, но добавила, что о его родителях им ничего не известно. Своей матери она сообщила чуть больше подробностей, не называя, впрочем, никаких имен. Элен эта новость и обрадовала, и обеспокоила. Она боялась, что биологическая мать в последний момент передумает и оставит ребенка себе. Для Дженни это могло стать серьезным ударом, но дочь заверила ее, что подобный поворот событий маловероятен. «Все будет хорошо, мама, я знаю», – сказала она с такой неколебимой уверенностью в голосе, что Элен почти перестала волноваться.