— Как Эзмерельда приняла новости? — спросила Симона, когда они возвращались в Гетарию.
Алесандер вписал машину в поворот и добавил скорости на ночном шоссе.
— Плакала.
— О!
— Потом умоляла.
— А!
— Потом пожелала нам счастья в совместной жизни. — Он не собирался рассказывать, что еще сказала Эзмерельда: что она сразу увидела связь между ними, поэтому и велела Симоне держаться подальше — потому что никогда раньше не ощущала угрозы. Ему было неуютно от этих слов. Симоне не нужно этого знать.
— Мило с ее стороны.
— Si, а с твоей стороны было хорошо подумать про то, чтобы ее вот так предупредить. Мне бы это в голову не пришло. У тебя благородная душа.
Эти слова заставили Симону рассмеяться.
— Ну, не знаю. Я бы хотела, чтобы нам не пришлось никого обманывать. Я думала только о Фелипе и никогда не предполагала, что могу кого-то ранить этим планом. Маркел будет разочарован.
— Нашим разводом?
— Да, — вздохнула девушка, — и тем, что у нас не будет сыновей, которых он пожелал.
Алесандер улыбнулся, у него было слишком хорошее настроение. Завтра он попросит у Фелипе ее руки. Алесандер не ожидал, что старик будет этому рад, но он привыкнет, особенно когда поймет, что удача наконец повернулась лицом к семье Ортксоа.
А когда старик согласится, Алесандер изменит договоренность. Симоне это не понравится, о, она его возненавидит, но будет поздно. Она будет принадлежать ему во всех смыслах этого слова.
— К чему такая спешка? — возмутился Фелипе. — Вы едва знакомы!
Они сидели втроем в старой беседке, заросшей виноградом. Солнце струилось сквозь листву, вдали мерцало море. Алесандер в очередной раз нашел что починить, а Симона выманила Фелипе из дому — насладиться погодой и ланчем. Фелипе разлил по бокалам прошлогоднее чаколи, поднимая бутылку высоко, чтобы дать вину играть, и явно получал удовольствие. А после ланча Алесандер попросил у него руки его внучки. Симона ждала, что это будет шоком для Фелипе, и так и случилось. Старик привыкал к Алесандеру все больше с каждым визитом, но десятилетия распрей между семьями не так легко забыть.
— Иногда ты просто знаешь, что этот человек создан для тебя, Abuelo.
— Но свадьба? Так быстро?
— Не так уж быстро. Как минимум месяц, чтобы оформить бумаги. Не раньше праздника урожая.
Фелипе нахмурился и повернулся к Алесандеру:
— Ты ее любишь?
Симона поежилась. Еще одна ложь. Сколько еще ей придется врать до того, как все закончится? Но Алесандер был безмятежен. Он взял Симону за руку и встретился с ней взглядом, таким темным и глубоким, что она могла утонуть в его глазах.
— Признаю, я сам не ожидал такого. Но Симона ворвалась в мою жизнь как ветер, и как я мог не полюбить ее? Она особенная, Фелипе. Я не выпущу ее из рук.
Симона не могла справиться с жаром, прилившим к ее щекам. Ее тронуло, что Алесандер приложил усилие, чтобы найти слова, которым Фелипе мог бы поверить.
— Я думал, ты хотел получить виноградник, — сказал старик со слезами на глазах. — Я думал, ты хотел забрать последнее, что у меня осталось. Но ты приходил сюда ради моей внучки, день за днем.
Алесандер отвел взгляд, и Симона поторопилась нарушить молчание:
— Мы хотим, чтобы ты был на свадьбе, Abuelo. Я надеялась, ты отведешь меня к алтарю.
Ее дед помолодел на глазах.
— Еще как отведу! — Скрюченной от старости рукой он поднял пустой бокал. — Еще вина! Моя внучка выходит замуж, за это нужно выпить!
— Спасибо тебе.
Симона провожала Алесандера до машины. Ланч окончился, Фелипе задремал под пологом из листьев.
— За что?
— За то, что ты убедил Фелипе. Когда он спросил, любишь ли ты меня, я думала, нашему плану конец.
Алесандер выгнул бровь:
— Ты думала, я просто скажу «нет»?
— Я не знала, что ты скажешь.
Он взял ее за руку, и Симона ничего не заподозрила, потому что Фелипе все еще мог их увидеть, если бы проснулся. Кроме того, она должна была привыкать к его прикосновениям.
— Мне было нетрудно придумать, что сказать. Ты действительно одна такая, и ты ворвалась в мою жизнь, когда появилась у меня на пороге с этой безумной идеей. И как я могу выпустить тебя из рук, если ты приносишь мне такую выгоду? Фелипе был прав.
— Но ты его в этом разубедил.
— Да. Будем надеяться, он никогда не узнает правду.
— Мне совсем не нравится врать, но это для благого дела. Посмотри, как он счастлив. Он улыбается и впервые за долгое время чего-то ждет. Спасибо, что согласился на все это и что убедил его.
Алесандер улыбнулся и подтянул ее ближе. Симона затаила дыхание. Он поцелует ее? Она это позволит? Это же не будет ничего значить, они просто делают вид на случай, если Фелипе смотрит, так что она не будет его останавливать… Но горячие губы коснулись ее лба, и вздох вырвался из ее груди. Облегченный вздох, сказала она себе твердо, не разочарованный. Не важно, как сжалось ее сердце. Вот только Алесандер ее не отпустил. Он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице, а потом он взял ее за подбородок и приподнял ее голову.
— Я должен тебя поцеловать, — сказал он негромко, глядя в ее глаза. — По-настоящему на этот раз, и я тебя предупреждаю, поцелуй может быть долгим.
— Ради Фелипе? — прошептала Симона. — Если он смотрит?
— Ради себя, — прорычал мужчина.
Если бы этого признания не хватило, чтобы воспламенить ее кровь, прикосновение его губ довершило эффект. Он был на вкус как вино, что они делили за ланчем, и как кофе, и как обжигающая страсть. Как наркотик. Как пламя.
Сердце Симоны забилось чаще, когда он привлек ее ближе. Их языки встретились в танце, который скоро стал страстной битвой, и все тайные места в ее теле отзывались на это безумие пульсирующим жаром. О, этот мужчина умел целоваться. Никогда Симона не ждала подобного от одного лишь поцелуя. И хотя она не хотела испытывать все это, ей было слишком хорошо, чтобы останавливаться.
Алесандер остановился первым. Вдруг отстранив ее, он перевел дыхание, оставив ее губы гореть неутоленной жаждой. Симона попыталась успокоить свое дыхание, не показывать, как сильно ей хотелось продолжения этого поцелуя. Она была плохой актрисой.
— Нам нужно подумать о защите, — выдохнул Алесандер.
От поцелуя? Симона не была уверена, что поняла его.
— Что?
— Ты принимаешь таблетки? Противозачаточные?
Симона отступила в сторону, даже смогла рассмеяться.