Бандиты долго приходили в себя, особенно Тит, которого довольно основательно помяли во время захвата. Наконец, когда их окатили очередным ведром воды, оба пленника начали что-то соображать. Тит, правда, не хотел смириться даже с очевидной реальностью, неистово дергая руками и пытаясь вырваться. Но наручники лишь затягивались, причиняя ему боль.
— Ну вот ты какой, Тит, — сказал Константин Гаврилович. — Говорят, ты у нас «крутой». Вся Москва тебя боится.
— Ты мне руки развяжи, и я тебе покажу всю Москву, — грозно бросил сидевший на полу бандит.
— А ты мне не угрожай, — ласково посоветовал Константин Гаврилович. — Не надо мне угрожать, я ведь и обидеться могу.
— Ты кто такой? — спросил его Тит. — Зачем меня взяли? Или ты не знаешь, кто я такой?
— Все знаю, Тит, все знаю.
— А если знаешь, то почему свои яйца не бережешь? — презрительно спросил бандит. — Отрежут ведь вместе с головой. Ты самого Тита тронуть посмел. Думаешь, тебе это сойдет с рук?
— Нет, конечно. Только, я думаю, об этом никто не узнает.
— Дурак ты, — захохотал Тит, — ничего не понимаешь. Думаешь, захватил моего парня, и все тут? Да у меня на стоянке ребята стояли, они ведь знают, что я в казино приехал. Они там все перевернут, но найдут, куда меня увезли. И сожгут эту «салатницу» хреновую. И грузину голову оторвут.
— Твои ребята уже на том свете, Тит. Они вместо яичницы поджарились, — очень серьезно сказал Константин Гаврилович, — если хочешь, я тебе дам газету, можешь почитать, как их вчера поджарили. Наверно, сегодня в вечернем выпуске будет сообщение об их вознесении на небо. Только ты этого уже не прочитаешь.
— Ладно, хватит, — разозлился Тит, — стреляйте, сволочи, вы меня все равно не запугаете. Я — вор в законе.
— А мы тебя и не собираемся пугать, — улыбнулся Константин Гаврилович, — мы поговорить с тобой хотим.
— О чем поговорить? — не понял бандит.
— О жизни, — Константин Гаврилович взял стул и сел напротив бандита. — Давай откровенно, Тит. Ты уже понял, что попался. И попался глупо, как перепелка в сети. Если мы с тобой поладим, я тебя просто так застрелю. Безо всяких мучений и унижений. А если не поладим… Знаешь, что мы с тобой сделаем?
— Пытать будете, — презрительно сказал Тит, багровея от бешенства, — суки вонючие. Ничего у вас не выйдет. Мучайте, режьте на кусочки, я вам все равно ничего не скажу.
— Нет, ты не понял. Пытать мы тебя не будем. Зачем? Это глупо и нелогично. Мы сделаем по-другому. Мы тебя «опустим», Тит. Изнасилуем и все снимем на пленку. А потом пленку будем продавать по Москве. И весь город, все твои кореши, и все твои друзья, и все твои бабы, и все твои знакомые будут видеть, как насилуют Тита. Хорошая перспектива?
Тит побагровел еще больше. Он опять начал неистово дергать руками, словно пытаясь оторвать батарею. На губах у него показалась пена. Он был в ярости.
— Я до тебя доберусь, — шипел он, — ты меня еще узнаешь.
— Не выйдет, — усмехнулся Константин Гаврилович, — не доберешься ты до меня, Тит, ничего у тебя не получится. А я ведь сделаю то, что обещал. И потом просто тебя отпущу. Ты представляешь, какая у тебя будет после этого жизнь, Тит?
— Я тебя убью, — коротко сказал бандит.
— Ты еще не узнал, за что я хочу причинить такие неудобства твоей заднице, — презрительно сказал Константин Гаврилович, — и перестань мне угрожать. Мы немного в разных положениях.
— Ты сам не знаешь, что говоришь, — прохрипел Тит, — нельзя трогать вора. На тебя будут охотиться все паханы Москвы. Тебя и твоих людей не примет ни одна тюрьма.
— А мы туда и не собираемся, — возразил Константин Гаврилович, — у нас еще много времени впереди. Ты лучше спроси, что нам нужно.
— Иди ты… — огрызнулся бандит и замолчал, словно давая возможность своему мучителю высказаться.
Константин Гаврилович удовлетворенно посмотрел на стоявших в комнате Антона и Григория.
— Вот так лучше. А нужно нам, Тит, только одно — узнать, кто и почему попросил тебя выйти на сотрудника компании «Квант» Кирилла Головкина? Кто и почему? И кто был второй твой напарник, с которым ты обрабатывал Головкина, обещая ему четверть миллиона. Ты ведь не стал бы платить такие деньги просто так. Кто тебе обещал эти деньги?
Тит презрительно отвернулся.
— Я тебе напомню твоего коллегу. Высокий, худой и с усиками. Может, вспомнишь, кто этот человек? И как его звали?
Тит по-прежнему молчал.
— Значит, поговорили по-всякому, — поднялся со стула Константин Гаврилович, — теперь на меня не обижайся. Начнем с твоего паренька. Посмотрим, какой он крепкий.
— Подождите! — закричал тот, полумертвый от ужаса. Он слышал всю перепалку Тита с захватившим их мучителем. — Я все расскажу!
— Заткнись! — крикнул ему Тит.
— Очень хорошо, — повернулся ко второму пленнику Константин Гаврилович, — так что ты нам хочешь рассказать?
— Я знаю, про кого вы говорите, — сказал телохранитель Тита, — я знаю этого человека.
— Как его зовут? — быстро спросил Константин Гаврилович.
— Молчать! — дернулся Тит.
— Это Червяков! — закричал пленник, словно опасаясь, что ему не дадут говорить. — Червяков!
— Кто такой Червяков?
— Он владелец ресторана, — отчаянно кричал пленник, — у него есть ресторан «Буря» в Люблино. Он владелец ресторана.
— Ну вот и молодец, — одобрительно кивнул Константин Гаврилович, — значит, он прав, Тит.
— Дурак, — ответил Тит, и непонятно было, к кому это больше относилось. К своему телохранителю, наивно полагавшему, что своим признанием он может спасти собственную жизнь. Или к Константину Гавриловичу, посчитавшему, что он все узнал. Но последний принял это на свой счет.
— С Червяковым мы поговорим сами. А ты нам скажи, зачем ты предлагал Головкину такие деньги? И кто тебе поручил его обработать?
Тит отвернулся. Было ясно, что от него ничего не добиться.
— Значит, будем говорить по-другому, — подвел итог Константин Гаврилович, — готовьте инструменты, ребята. Мы ему сейчас операцию делать будем.
К нему подошел Антон.
— Он прав, — негромко сказал Антон, — я законы блатных знаю. Нельзя «опускать» вора в законе. Они нам этого не простят. Он правильно говорит. Нас будут искать по всей Москве.
— Ты еще меня поучи, — засмеялся Константин Гаврилович. — А кто сказал, что это ты будешь его насиловать? У нас здесь сидит молодой петушок. — И он показал на внезапно побледневшего телохранителя Тита.