— Нет, — сказал врач, даже не подозревая, насколько близко он оказался к собственному вскрытию, — нет. У него все в порядке. Кроме одной легкой царапины, ничего больше нет. — Червяков выдохнул. — Я внимательно осмотрел заднепроходное отверстие. Абсолютно точно могу сказать, что ничего нет. Кроме того, у него довольно свежая рана на голове, как будто его ударили чем-то тяжелым.
— Может, у него инфаркт от этого? — спросил один из сидевших за столом. — Его ударили по голове, а он от этого умер.
— Нет, — убежденно сказал врач, — от этого он точно не умер. Он умер от инфаркта. Мы сделали вскрытие и можем все сказать точно. Но инфаркт мог быть вызван каким-либо стрессом. У него просто разорвалось сердце, если объяснять более популярно.
— А удар свежий? — спросил Наблюдатель.
— Да, один-два дня, не больше. Но от удара он умереть не мог. Скорее просто потерял сознание. Похоже, что его ударили, и он потерял сознание. А уже потом его приковали куда-то наручниками, причем почему-то были привязаны и руки, и ноги.
— Руки и ноги? — страшным голосом спросил Наблюдатель.
— Да. При чем ноги были раздвинуты. Ему поменяли трусы и брюки. И он умер от инфаркта.
— Если с меня снимут брюки и раздвинут ноги, я тоже умру от инфаркта, — сказал кто-то из сидевших за столом, и все невольно посмотрели на него.
— Да, его приковали наручниками, — начал снова объяснять врач, — и раздвинули ноги и руки…
— Достаточно, — прервал его Наблюдатель, — спасибо, доктор, вы можете идти.
Когда врач вышел, он посмотрел на коллег. Грозно спросил:
— Что будем делать?
Один из воров сделал резкий жест пальцем, как бы подводивший черту. Это означало смерть. Другой кивнул головой. Третий. Четвертый.
— Нужно найти и наказать тех, кто это сделал, — подвел черту Наблюдатель. — Граф, — обратился он к самому молодому из них, — мы поручаем тебе это дело. Тит был твоим другом. Значит, тебе и платить все его долги.
Здесь не обсуждались решения и не принимались апелляции. Как только он это сказал, все остальные встали и вышли. За ними поднялся Наблюдатель. Уже у дверей он остановился и добавил:
— Нужны будут люди, ты нам скажи, мы поможем.
Когда он вышел, в кабинете остались только Граф и Червяков. Граф посмотрел на испуганного владельца ресторана, едва не ставшего жертвой словоохотливого доктора, и гневно сказал:
— Теперь видишь, что у нас получилось из-за вашего прокола? В зеркало попали. Позвони и узнай, где этот Головкин. Если он еще там, пусть приедет ко мне. Будем готовить «второго туза».
— Но Тит…
— Был бы умным, не лежал бы сейчас на столе в морге! — заорал Граф. — Я тебе говорю — найди Головкина.
— Хорошо, — тихо сказал Червяков, — сегодня найду.
— А нам нужно будет нанести визит этому гниде Курчадзе, — гневно сказал Граф, — и узнать, почему у него в казино пропадают клиенты, которых потом находят в чужих брюках на скамейках парка.
Досье на Графа было изложено в традиционных для таких документов тонах. Оказалось, что аристократизм Графа всего лишь прикрытие его подлинной фамилии. Аристарх Савельевич Графов. Родился в пятьдесят втором. Несколько судимостей, в основном за вооруженные грабежи и соучастие в убийствах. В общей сложности отсидел больше четырнадцати лет. И к сорока годам был коронован. Обращала на себя внимание справка ФСБ. В группировке Графа находилось по оперативным и агентурным данным несколько бывших сотрудников милиции, военной разведки и КГБ.
В справке обращалось внимание и на связи Графа с некоторыми бывшими офицерами спецназа и военной разведки. В том числе и с ветеранами Афганистана. Прочитав эту справку, Дронго нахмурился. Такой человек, как Граф, вполне мог оказаться поставщиком киллера, который и убрал Алексея Миронова. Сначала нужно было разобраться с Графом, а уже потом выходить на человека, чью фамилию написал на салфетке Аркадий Глинштейн и фамилия которого привела в ярость Романа Анатольевича.
В три часа дня у Дронго должна была состояться встреча с Павлом Капустиным, тем самым талантливым журналистом, с которым он давно хотел познакомиться и который, по общему мнению, считался духовным наследником Алексея Миронова. Правда, с той лишь разницей, что Капустин не остался работать на канале, где работал Миронов, а перешел на СТВ.
На этот раз за ним заехала Лена, явно взявшаяся его опекать. Сама пережившая большое потрясение, она знала, как трудно бывает преодолеть стресс и выйти на прежний уровень работоспособности. Именно поэтому она так настойчиво опекала Дронго, считая, что тот нуждается в некоторой помощи со стороны. Он понимал ее и не стал возражать. С собой он захватил фотоаппарат.
К Павлу Капустину — фактическому руководителю СТВ — они поднялись вместе. Капустин уже знал, что к нему придет для интервью некий журналист Кузнецов, представляющий интересы популярного итальянского журнала в России. Ему также сообщили, что вместе с Кузнецовым будет еще одна журналистка, на что он благосклонно дал согласие.
После происшествия с Олегом Курочкиным Павел не спал всю ночь. Но уже на следующий день все пошло как обычно. И когда он увидел Курочкина, они разговаривали так, словно между ними не было отмененной программы, пачки стодолларовых купюр и протянутой руки молодого журналиста, крепко сжимающей деньги.
Они приехали ровно к трем часам и почти сразу были приняты Капустиным в его новом кабинете, где раньше работал Косенко. У дверей кабинета их встретил сам Капустин, молодой, стремительный, энергичный. Он был в элегантном темном костюме. И сразу предложил гостям разместиться поудобней, завоевывая их расположение своим демократизмом. Принесли кофе и печенье для журналистов. Капустин, улыбаясь, спросил:
— Что именно вас интересует, господа?
— Вообще работа тележурналиста, — пояснил Дронго. — Процесс подбора материалов, отбора информации, подачи ее. В общем — все, что вы можете рассказать. Нам хотелось бы сделать репортаж о самом молодом руководителе телеканала. И очень успешно развивающегося канала.
Похвала была приятна, но Капустин еще не настолько заматерел, чтобы не заметить очевидной лести.
— У нас и на других каналах много молодых, — сказал он, улыбаясь, — а проблемы везде одинаковые. И на нашем телевидении, и на итальянском, и на американском. Разве что только проблемы оплаты труда журналистов разные. Но это уже больше проблемы правительства, чем наши собственные.
— Вы перешли с центрального канала? Что вас там не устраивало? Система оплаты, ваше положение или что-нибудь еще?