— Якову? — закрыв глаза, спросил Александр Юрьевич. — Он умный мужик.
— Нет. Другому.
Он открыл глаза. Повернул голову, удивленно посмотрел на нее.
— А почему я должен ему не доверять?
— У него в глазах всегда ненависть, — сказала она. — Ты думаешь, ему приятно, что он, занимавший когда-то высокий чин в КГБ, теперь работает на тебя? Ты ведь раньше был обыкновенным кандидатом наук. Он таких, как ты, даже на порог к себе не пускал.
— Я не понимаю, что ты хочешь, — недовольно сказал он, снова закрывая глаза. — Константин Гаврилович верный и надежный человек.
— Он ненавидит весь мир, — убежденно сказала она.
— Ну и хорошо, — усмехнулся он, не открывая глаз, — значит, будет злее. Это мне больше нравится.
Она по-прежнему держала в руках его ладонь.
— Ты уже знаешь, кто именно хотел тебя убить? — спросила Женя.
— Пока нет. Но скоро узнаю. А почему ты спрашиваешь?
— Может, тебе лучше уехать из Москвы?
— Нет, — снова открыл он глаза, — сейчас нельзя. Они решат, что сумели меня испугать. Если я сейчас уеду, значит, я их боюсь. А мне нужно точно знать, кто именно хотел меня убить.
— Они могут повторить попытку, — печально сказала она. — Ты понимаешь, что они могут ее повторить?
— Пока они ее повторят, я сам сделаю свою попытку, — усмехнулся Александр Юрьевич. — Почему ты всегда считаешь меня таким мямлей? Неужели за все эти годы ты не поняла, что я не только умею держать удар, но и отвечать на удар? Или ты действительно думаешь, что я могу позволить так обращаться с собой?
— Я ничего не думаю. Я просто за тебя боюсь, — сказала Женя.
Он высвободил ладонь из ее рук, наклонился к ней и мягко произнес:
— Ты единственный человек на свете, кому я могу доверять полностью. Единственный.
И в этот момент они услышали, как открылась дверь в кабинет. Он нахмурился. Без доклада никто не смел входить к нему. Он посмотрел на нее, и она, вскочив с дивана, бросилась в другую комнату, где висело ружье. Кто-то быстро шел по кабинету прямо к личным апартаментам. Она сжала ружье, выходя в первую комнату и целясь прямо в дверь, чтобы выстрелить не раздумывая. Дверь открылась. Она подняла ружье, но сразу же отпустила. Это был Константин Гаврилович. Не обращая внимание на оружие в ее руках, он быстро сказал:
— Они убили Кирилла Головкина. Застрелили прямо в подъезде собственного дома десять минут назад. Мне звонил Вихров. Он не успел задержать убийцу.
Она сама привезла его на квартиру, где он должен был встречаться с генералом Потаповым. Вопреки обыкновению, пунктуальный молодой генерал, никогда не опаздывающий на такие встречи, в этот раз задержался и прибыл со значительным опозданием. Когда он вошел в комнату, Дронго читал старый журнал, который он нашел здесь, терпеливо ожидая генерала. Суслова, конечно, не стала подниматься с ним, но охранник, сидевший в коридоре, даже не шевельнулся, когда он попросил у него какую-нибудь книгу или журнал. Бездействие для Дронго было хуже пытки.
— Добрый вечер, — сказал генерал, входя в комнату, — кажется, я немного опоздал.
Он опоздал на сорок минут, но Дронго не стал уточнять, приняв такую форму извинения.
— Что у вас нового? — спросил Потапов, усаживаясь напротив. — Сделай нам чай, Сергей, — попросил он охранника, словно тот был не на работе, а подрядился служить секретарем генерала. Но охранник, еще минуту назад молчаливый и надменный, засуетился, побежал на кухню, чтобы выполнить указание начальства.
— Пока работаю, — коротко доложил Дронго.
— Не слишком ли медленно? — спросил Потапов. — По-моему, уже пора переходить к конкретным результатам.
— А откуда вы знаете, что у меня их нет? — усмехнулся Дронго.
— В таком случае, почему их не знаю я? — нахмурился генерал.
— Результаты еще не совсем готовы, но уже первые подходы позволяют мне очертить круг подозреваемых и постараться точнее определить…
— Какое, к чертовой матери, точнее, — беззлобно перебил его Потапов, — вы же наверняка все знаете. Вы же прекрасный аналитик. Думаете, я так просто вас пригласил? Мы же проверяли. Лучше вас никого нет. И вы говорите «круг подозреваемых»… Не нужно меня обманывать.
— По-моему, мы говорим на разных языках, — возразил Дронго.
— А по-моему, вы просто хитрите, — упрямо возразил генерал. — С кем вы встречались за это время? Вы можете перечислить?
— Конечно. Со вдовой убитого журналиста, с его близкими друзьями, с его преемником, с актрисой, в организации убийства которой уже, кажется, успел признаться Роман Анатольевич.
— И с Павлом Капустиным?
— Вам сообщает обо всем Елена Суслова? — мрачно спросил Дронго.
— И не только она, — строго ответил генерал, — у меня есть свои наблюдатели, независимые от нашего связного. С ней-то вы, кажется, уже успели найти общий язык.
— Это тоже вам сообщили «ваши наблюдатели»?
— Не шутите. Я действительно считаю, что после стольких разговоров вы уже обязаны были сделать первые выводы. И хочу их услышать.
Сергей принес чай, и он замолчал, пока тот расставлял стаканы и чайник на столе. И лишь когда они остались снова одни, он снова заговорил:
— Я хочу услышать вас, Дронго.
— Не люблю делать поспешных выводов, — ответил он. — Не нужно меня торопить, это не даст положительных результатов. Мне непонятно, что именно вам нужно. Результат или сам процесс моего расследования?
Генерал помолчал. Потом осторожно заметил:
— Кажется, мы опять не понимаем друг друга.
— У меня пока нет конкретных результатов, — снова сказал Дронго.
— Но есть круг подозреваемых? — настаивал Потапов.
— Возможно.
— Есть или нет?
— Возможно, — повысил голос Дронго.
— Говорите, черт вас возьми! — закричал генерал.
— Идите вы к черту! — разозлился Дронго. — Я вообще откажусь от расследования, если вы будете со мной так разговаривать.
Потапов замолчал, тяжело дыша. Но потом вдруг схватил журнал, лежавший на столе, достал из кармана ручку и написал фамилию через весь журнал. Ту самую фамилию, которую ему в ресторане написал Аркадий Глинштейн. Генерал молча протянул журнал сидящему перед ним человеку. И, когда Дронго прочитал фамилию, схватил журнал снова и сорвал обложку, где была написана фамилия. Потом достал зажигалку, поджег лист бумаги и, пока он горел, мрачно смотрел в пепельницу. И лишь разворошив пепел, он посмотрел на Дронго.