— Только попробуй, и я тебе самому такой укол сделаю, — пообещал Граф, выходя из комнаты.
Он вышел в соседнюю комнату. Долго стоял, колеблясь, потом наконец поднял телефон и набрал номер:
— Это я, — сказал он, — у нас ничего не получается.
Ему никто не ответил, и он несколько обеспокоенно повторил:
— Ничего не получается.
— Вы все пробовали?
— Даже оторвали конечность у этой куклы, — сказал Граф, — ничего не выходит.
— Ладно, — раздраженно сказал Наблюдатель, — вечно ты мельтешишь. Ничего сделать нормально не можешь.
— Он восточный человек. Упрямый, как баран, — попытался оправдаться Граф.
— Значит, нужно придумать что-нибудь новое, — посоветовал Наблюдатель, — я сам приеду к тебе ночью и обмозгую с ребятами, как нам быть.
Поздно ночью Хашимбек снова пришел в себя. Боль еще напоминала о себе неутихающей огненной мукой в голове и по всему телу. Но уже не было такого пронзительного шума в ушах. Он с трудом приподнял голову, увидел, что у него уже нет ноги. Увидел и почему-то усмехнулся. Он был доволен собой. Он не посрамил своих предков. Они увидятся на том свете и будут довольны мужеством правнука. Теперь эти сволочи ему ничего не сделают. Даже если отрежут и вторую ногу.
Он снова увидел стоявшего над собой врача. Тот наклонился к нему и тревожно спросил:
— Как вы себя чувствуете?
Хашимбек усмехнулся. Его глаза горели радостным огнем. Он все равно победил этих сволочей. Он все равно победил…
В этот момент в комнату вошли еще двое, и врач быстро вышел. Один из вошедших был Граф, другой — солидный мужчина, явно имевший право задавать вопросы и Графу, и всем, кто находился в этом здании. Никогда раньше Хашимбек его не видел, но по осанке и повадкам понял, что тот стоит гораздо выше, чем Граф. Незнакомец сел на стул перед ним, а Граф встал рядом.
— Вот ты какой, Хашимбек, — без тени улыбки сказал незнакомец. — Ты молодец. Настоящий мужчина. Поверь, что, если бы мог, я бы прямо сейчас отпустил тебя.
Хашимбек по-прежнему молчал. Теперь будут уговаривать, решил он. Но он ошибался…
— Я не буду с тобой торговаться, — продолжал незнакомец, — ты все равно отсюда не должен выйти. Но я предлагаю тебе рассказать то, что нам нужно.
Пленник закрыл глаза, словно давая понять, что прием окончен. Но незнакомец не унимался.
— Ты сильный человек, — сказал он, — и мы знаем, что сломить твое мужество невозможно. Ты настоящий мужчина. Но ты должен понять и нас. Мы обязаны узнать, кто и зачем похитил нашего друга. Поэтому мы сделаем все, чтобы ты рассказал это. Мы не остановимся ни перед чем. Ты понимаешь, Хашимбек, ни перед чем.
Хашимбек открыл глаза и посмотрел на своего мучителя. Потом презрительно скривил губы и снова ничего не сказал.
— Мы не остановимся ни перед чем, — упрямо повторил незнакомец и, обернувшись к Графу, приказал: — Пусть приведут. Только сними с него наручники.
— Он опасен, — покачал головой Граф, — нельзя этого делать.
— Куда он убежит с одной ногой, — усмехнулся Наблюдатель, — да еще и в таком положении. Сними с него наручники. Он все правильно поймет.
Граф подошел и отстегнул наручники. Хашимбек не мог сам опустить руки, и Граф просто положил их на постель, рядом с телом. После чего вышел из комнаты. Затекшие руки тупо болели, и Хашимбек невольно пошевелил ими, стараясь разогнать скопившуюся кровь. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Граф. А следом…
Даже появление ангела или дьявола уже не могло испугать Хашимбека. Но следом за Графом в комнату вошел его сын. Его маленький десятилетний Мурад, увидев которого отец даже всхлипнул от неожиданности.
— Отец! — Ребенок бросился к нему. Упал на постель, заплакал.
Хашимбек ненавидящими глазами посмотрел на своих мучителей. Они нашли его самое уязвимое место. Они ударили так, что он не сможет теперь остаться мужчиной. Он опозорит свой род. Но чтобы его род существовал, он должен сохранить жизнь своему сыну. И опозорить свой род.
Он чуть приподнял ладонь и дотронулся до головы сына. Как он мечтал о сыне, как он хотел наследника своего рода. После трех дочерей у него наконец родился сын. И теперь он должен выбирать.
— Все хорошо, — выдавил он первые слова за этот день, — все хорошо, — он сказал их на родном для них языке. На том самом, на котором его мать пела ему колыбельные песни. И который слышал и его сын с самого рождения.
— Отец, — плакал мальчик, — мне сказали, что ты ранен.
Хашимбек кивнул головой Наблюдателю. Он понял, что находившийся в комнате бандит проявил не меньшее благородство. Он не сказал мальчику, что его отец захвачен, чтобы не пугать его раньше времени. И снял наручники, чтобы мальчик ничего не узнал.
— Поцелуй меня, Мурад, — сказал он с небывалой нежностью.
Мальчик припал к его заросшей щеке.
— Всегда помни о чести нашего рода, — строго напомнил Хашимбек и кивнул Наблюдателю, давая знак, чтобы сына увели.
Граф вывел мальчика из комнаты. Наблюдатель холодно посмотрел вслед.
— Ты восточный человек, Хашимбек, и знаешь, что такое семья, — бесстрастно сказал он, — и знаешь, что такое слово вора. Даю тебе слово, что с головы мальчика не упадет ни один волос. Но ты должен нам сказать — кто и зачем похитил Тита.
— Я верю тебе, — выдавил Хашимбек, — верю.
И вдруг от пережитого потрясения он заплакал. Беззвучно и страшно, как плачут сильные мужчины. Потом закрыл глаза, снова открыл их. Теперь он был подлецом и предателем, и предки с ненавистью будут упоминать его имя. Но зато Мурад будет жить. Но как он будет жить с клеймом предателя? Как будет жить на земле сын человека, отец которого опозорил свой род? Старики в горах скажут, что такой отец не имел права иметь сына, и будут правы. Значит, он обязан молчать. Но мальчик…
Как он мечтал о сыне, как он о нем мечтал. Если сейчас он проявит слабость, то сын когда-нибудь узнает, что его собственная жизнь была куплена путем позора отца. И никогда не сможет смыть с себя этот позор. Нет, так делать нельзя.
— Я жду, Хашимбек, — негромко сказал Наблюдатель.
— Ираклия можете не искать, — сказал только то, что мог сказать Хашимбек, — я его сам убил и сам закопал. Больше я вам ничего не скажу. Можете убить моего сына вместе со мной. Но меня позже. Я должен все знать еще при жизни.
Наблюдатель как-то неопределенно мотнул головой и молча поднялся. Потом посмотрел на измученного пленника.