Отъезд камеры. Бомжи стоят над почти обнаженным мужчиной, смотрят на него Внимательно.
Во рту ничего нет, – говорит Второй.
Остается… – говорит Второй.
Ты хочешь ска… – говорит Первый.
… – молчит Первый, глядя на Второго.
А что делать?! – восклицает Второй.
Первый, вздохнув, присаживается на корточки. Второй спускает с покойника нижнее белье. Восклицает:
Да ты посмотри только!
Первый оборачивается, глядит в камеру.
Его лицо, потом – общий план. Затем – крупный – покойного. Мы видим, что у него одно яичко – абсолютно лысое, как у порно-актера. Но только одно. Другое выглядит обычно, на нем есть волосы… Выглядит это очень Странно.
Блядь, странно, – говорит Первый.
Ничего странного, – говорит Второй.
Может, у него был рак яйца, – говорит он.
Почему не отрезали? – говорит Первый.
Может, он пытался решить вопрос без ампутации, – говорит Второй.
Может, его облучали, – говорит он.
Но почему он тогда не лысый? – говорит Первый.
Я про яйцо, – говорит Второй.
Тогда оно радиоактивное! – говорит Первый.
Напряженно переглядываются. Отбегают. Общий план издалека. Вода, камыш, машины… Камера приближается. Мы видим Первого и Второго, которые держат перед собой – оба в намотанных на руки тряпках – что-то маленькое, блестящее… Рядом с трупом валяется топорик.
Теперь бросай в воду, – говорит Второй.
Первый замахивается и швыряет кусочек плоти в реку. Но яйцо ловит, буквально на лету, бродячая собака. Глотает, даже не пожевав. Виляет хвостом.
Пиздец, – говорит Второй.
Теперь она весь город облучит, на хуй, – говорит он.
Ладно, потом ее замочим… оворит он.
Займусь пока… ключом, – говорит он.
Становится к телу. Дальше мы видим только крупный план его лица. Оно Удовлетворенное. Несколько секунд молчания, сопение Второго.
Блядь! – слышим мы нервный голос Первого.
Ну что ты там КОПАЕШЬСЯ?! – кричит он (из-за шума машин наверху его голос еле слышен – прим. сценариста).
Тебе надо его обыскать, а не рукой в жопу трахнуть! – слышим мы его нервное восклицание.
Я бля стараюсь, как могу, – говорит Второй, не уточняя, что именно он старается сделать, обыскать, или…
Снова сопит, хмурится… Общий план. Очень издалека. Как ни странно, зрелище не очень отвратительное, и в чем-то даже Эллинистическое (хотя почему «в чем-то», это вполне в духе педерастических традиций греков – прим. сценариста). Покойный издалека похож на замерзшего Марсия в стильных «боксерах», кожу которого пытается содрать, – вывернув ее наизнанку, – грязный бородатый Аполлон в женских сапогах. Повозившись немного с жертвой, «Аполлон» идет к реке – правильнее сказать, к ручью, – и тщательно полощет в воде руку.
Торжествующе поднимает ее вверх.
Мы видим блеск ключа.
…камера берет общий план и мы видим, что ключ уже в замке дипломата. Поворот ключа. Дрожащие руки бомжей. Щелчок. Внезапно Второй отталкивает Первого. Валится на него. Тот протестующе говорит:
Ты заебал своими пидарскими замашками, – говорит он.
А вдруг там бомба?! – говорит Второй.
Смотрят друг на друга, потом на дипломат. Быстро отбегают в сторону, падают за бережок ручья, который служит им как бы естественным бруствером. Выглядывают. Сейчас они похожи на двух офицеров разбитой армии Наполеона, которые попали в дыру во времени и вынырнули в еще более худшее для себя время, – разгар Второй Мировой – и, лежа в окопе на Курской дуге, все пытаются понять, когда же появится конница. То есть, они выглядят как два растерянных идиота. Наконец, Первый говорит:
Но мы ведь все равно уже открыли… – говорит он.
Если бы была бомба, то при открытии бы ебнуло… – говорит он.
Ну не знаю… – говорит Второй.
Иди проверь, – говорит он.
А чего я? – говорит Первый.
А в жопе у него кто ковырялся? – говорит Второй.
Да тебе блядь только в кайф! – говорит Первый.
Это мои проблемы, – говорит Первый.
А бомба, получается, твои проблемы, – говорит он.
Первый, помолчав, встает и трусцой – бочком, и на полусогнутых ногах, – приближается к чемодану. Падает, как бейсболист, добежавший до базы, и, зажмурившись, рывком раскрывает чемодан. Ждет пару секунд, потом широко раскрывает глаза. Мы видим, что они меняют цвет с какого-то мутно-серого на ярко-зеленый. Шум дороги. За плечом Первого появляется лицо Второго. Он тоже застывает и его глаза тоже становятся ярко-зелеными.
Камера заезжает за бомжей и показывает раскрытый чемодан их глазами.
Мы видим дипломат, полный пачек с деньгами, это доллары США. На них лежат два пистолета. Между пистолетами – раскрытое удостоверение с фотографией убитого мужчины.
Рядом с ней мы видим надпись.
«Майкл Лунини. Специальный агент ЦРУ». Рядом – еще одна бумажка. Мы видим, что это документ с печатью, и надпись на нем. Надпись увеличивается на весь экран.
Мы видим название фильма.
ЛИЦЕНЗИЯ НА УБИЙСТВО
ХХХ
Большая надпись на удостоверении. Мы видим фотографию мужчины, найденного бомжами мертвым в кишиневской реке Бык. Несмотря на то, что фото было сделано – совершенно определенно – еще когда мужчина был жив, выглядит он на нем мертвым. Как, впрочем, все мы на официальных документах. Еще раз – надпись.
«Майкл Лунини, специальный агент ЦРУ».
Отъезд камеры. Мы видим, что удостоверение держит в руке сам агент ЦРУ, Майкл Лунини. Он жив, и одет в костюм, тот самый, в котором его найдут сутки спустя. Почему именно сутки, мы понимаем, когда видим надпись, возникшую в правом углу экрана. Она бежит, как змейка в электронной игре, и скрывается, но мы успеваем, конечно, ее заметить (потому что сценарист обращает на нее Ваше внимание, – куртуазное прим. сценариста). Она гласит:
«За сутки до…»
Камера показывает нам лицо Лунини. Он выглядит интеллигентным мужчиной лет 40, который мог бы преподавать в университете и воспитывать в свободное от профессорской деятельности время нескольких детей от разных браков. Но так как речь идет о североамериканце, Лунини вполне может оказаться профессиональным маньяком-душителем. Ведь США – страна открытых возможностей!