И сколько ты на судне ходил? – говорит он (уже обращается на «ты» – прим. В. Л.)
Да пару лет всего, – на хорошем русском, но с легким механическим акцентом, отвечает Лунини.
Иногда, конечно, кроссы бегали и строевую сдавали, – говорит он.
А вообще, как это вы говорите… – говорит он.
Лафа! – вспоминает он слово.
Снова смеются. Майор Вылку говорит:
Нет, брат, – говорит он.
У нас тут все жестче было, – говорит он, и рассказывает, хотя его и не спрашивали.
Сначала, значит, военный институт имени Александру чел Бун, – говорит он тоном ветерана ВОВ на встрече с телевизионной группой.
Потом несколько лет службы в приграничном районе, – говорит он.
Пункт Унгены, – говорит он (и название мирного сонного городка на молдо-румынской границе он произносит как «Панджшерское ущелье» или «Битва за Арденнский выступ» – прим. сценариста).
Командировка в Ирак, – говорит он.
Ну, несостоявшаяся, – говорит он.
Все ПО-МУЖСКИ, – говорит он сурово, как умеют говорить только никогда не воевавшие преподаватели военного дела в средних образовательных школах.
Слова Вылку идут под легкий музыкальный фон. Это песня «Ты сейчас в армии». Вылку глядит в камеру, и, улыбаясь, говорит:
Да, моя любимая, – говорит он.
Тянет руку к радиоприемнику и делает громче. В машине орет «Юр ин зе арми нау». Мы еще раз убеждаемся в том, что из Вылку получился бы великолепный водитель маршрутного такси: он обожает ставить в салоне громкую музыку, «тыкает» пассажирам, и нарушает правила (время от времени камера показывает, как он пересекает двойную сплошную, не уступает дорогу, и т. д. – в общем, ведет себя, как типичный молдавский водитель). Последний штрих – Вылку еще и закуривает. При этом у него вид человека, который вернулся с опасной спецоперации.
Так и живем, братан, – говорит он.
Это тебе не на скрипочке пиликать… – говорит он.
Лунини с легкой улыбкой кивает. Крупно – его руки. Отъезд камеры. Мы видим палец Лунини – длинный, тонкий, Прочный, – который упирается в стену. Разворот камеры. Мы видим, что Лунини делает отжимания, опираясь всего лишь на указательные пальцы рук, причем делает отжимания на бетонном покрытии. Пустыня, вертолеты, клуб пыли… ремя от времени мимо Лунини бегает инструктор, который, как и полагается американскому инструктору, кричит про «быть мужиками» и «кому не нравится, может выйти вон». Это, – а еще направленные в его сторону ненавидящие взгляды мужчин, которые отжимаются на плацу, – делает его неуловимо похожим на врача-проктолога.
Лунини, мать твою! – орет инструктор.
Да сэр! – орет инструктор.
Ебанный итальяшка! – кричит инструктор.
Нет, сэр! – кричит Лунини.
Что ты блядь сказал? – кричит инструктор.
Я сказал, сэр, мы не итальянцы, сэр! – кричит Лунини.
А кто же вы, блядь, – кричит инструктор.
Мы португальцы! – кричит Лунини.
Ты не сказал сэр, – кричит инструктор.
Мы португальцы, сэр, – кричит Лунини.
Покажи нам, на что ты способен! – кричит инструктор.
Ты, португалец ебанный, – кричит инструктор.
Вихри пыли над плацем. Снова кружатся вертолеты. Общий план местности, это Афганистан… Лунини вскакивает, – на лице ненависть, – отдает честь, подбегает к инструктору, который поднимает с бетона кусок доски толщиной сантиметров в десять. Без замаха тычет рукой в доску. Крупный план доски. Показано, что палец пробил ее. Молчание. Отъезд камеры. Мы видим, что это уже происходит в другом месте: Лунини в штатском костюме и белоснежной рубашке, стоит перед столом с лампой. За спиной Лунини – несколько военных в форме армии США.
Перед Лунини – бородач в оранжевой робе.
Лунини вынимает палец из толстой дубовой доски. Глядит в глаза бородачу. Говорит на каком-то восточном языке (внизу титры).
Лучше тебе сказать, где братья спрятали оружие, – говорит он.
И время, когда вы налетите на караван, тоже, – говорит он.
Не трать даром мое время, оно дорого стоит, – говорит он.
Последнего предупреждения не будет, – говорит он.
И не делай вид, что ты меня не понимаешь, – говорит он.
Я же тебе на фарси блядь на хуй все объясняю, – говорит он.
Ебаный твой рот, – говорит он.
Ты реально заебал, баран, колись давай, – говорит он.
Бородач смотрит на палец в доске… Поднимает голову, говорит на хорошем английском языке:
Я сотрудник британской разведки МИ-6– говорит он.
Я прошу вызвать представителя моей службы, – говорит он.
Не вздумайте, что у вас получится меня пытать, – говорит он.
Малейший след насилия на теле… – говорит он.
…и неприятностей не обернешься, – говорит он.
Дикари блядь ебанные, – говорит он.
Американцы сраные, – говорит он.
Не всех мы блядь добили, – говорит он.
Во время войны за эту вашу сраную блядь независимость, – говорит он.
Мы, британцы, – говорит он.
Вызывающе улыбается. Мы видим фиолетовые десны сотрудника МИ-6, несомненно, пакистанца или индуса по происхождению…
И еще, я бы попросил чаю, – говорит он.
Только настоящего английского чаю, а не этого вашего… – говорит он.
Говна со льдом, – говорит он.
Чай с молоком, твой мою понять? – говорит он, улыбаясь.
Настоящий вандерфул бритиш чай, – говорит он на стилизованном ломанном фарси.
Традиционный, – говорит он.
Закидывает ногу на ногу. Глаза бородача, отражение в них ламп, свет…
Общий план палатки, мы видим только тени. Несколько фигур хватают сидящую у стола, разворачивают, борьба, тени мечутся… Мы видим высокую тень, это худощавый Лунини, без сомнения, перед ним – тонкая длинная тень, похожая на копье. Мы понимаем, что это указательный палец Лунини. Она пронзает сзади тень бородача в палатке. Страшный вопль… Со стороны это похоже на гигантский театр теней-извращенцев (в общем, отличие от обычного театра всего лишь в слове «тень»… – прим. сценариста). Снова палатка. Лунини протирает руку влажной салфеткой, следы борьбы на песке, опрокинутый стул, тело бородача в углу. Кто-то из военных, на корточках над телом, проверяет пульс.