Спина отца Николая.
Несколько долларовых купюр из чемодана, их кружит ветер, словно метафора быстротечности бытия они порхают над трупами, а потом, унесенные ударной волной взрыва поблизости, поднимаются в небо, как птицы.
Мы жадно провожаем их взглядом (ну и на хер они вам во время конца света, идиоты – прим. В. Л.).
Камера опускается, мы видим, что отец Николай уже растворился в толпе. Мы видим людей издалека… Потом мы видим, что среди них снует шимпанзе. Обезьяна оживлена, ухает, показывает айфон. Беженцы обходят животное, не обращая на него внимания. Айфон тренькает. Шимпанзе говорит:
У-у, – говорит он.
Коля, так что? – раздраженно говорит голос собеседника отца Николая.
У-у, – говорит шимпанзе.
Еб твою мать ты чего так блядь язык в жопу сунул? – говорит голос.
У-у, – говорит шимпанзе.
Нажимает что-то случайно, тренькает фотоаппарат в айфоне, мы видим снимок, который отправляется по айфону товарищу старшему патриарху.
Это яйца шимпанзе.
… – страшно молчит собеседник отца Николая.
Может ты не в курсе, – говорит голос.
Но в тренде бритьё, Коля, – говорит, наконец, он.
Коля, еще час, – говорит голос сухо.
Время на айфоне. 16.00
Снова картинка. Солнце заходит над Кишиневом, но светло, как в разгар дня – город уже горит, почти весь. Беженцев почти нет, улицы пустые, только мародеры, трупы, все стекла разбиты, кучи мусора, дерьма…
В общем, Кишинев выглядит почти как всегда.
Мы видим обезьяну на центральной улице. Она сидит за столиков террасы МакДональдса. У нее на голове красная кепка, она одета в куртку с надписью. «Версаче» на румынском языке, и вся увешана золотыми цепочками, снятыми, по всей видимости, с убитых. В общем, шимпанзе выглядит как обычный посетитель кишиневского «МакДональдс».
Панорама террасы.
Пустые столы, опрокинутые пепельницы, мертвая уборщица, раскинув руки, лежит на полу, в углу чья-то нога, стулья… Рекламные проспекты… Снова обезьяна. Шимпанзе, почесав подмышку, оглядывается. Пробует айфон на вкус. Задирает голову, мы видим его морду сверху.
Белки, ноздри, крупно – зубы, глаза.
Мы видим в них отражение наконечника управляемой ракеты.
Темнота.
Потом справа возникает узкая полоска света. Она становится шире и мы видим, что это дверь открывается в квартиру. На нас бросается Зоя, разворот камеры, мы видим что девушка на шее у отца Николая. Снимает с него рясу, помогает добраться до дивана. Говорит:
Слава Богу Любимый, – говорит она.
Бросает чемодан с деньгами на чемодан, который священник оставил раньше.
Тихо ты, – морщась, говорит отец Николай.
Там артефакт какой-то, – говорит он.
Может Грааль какой… может код блядь да винчи, – говорит он.
А то и книга священная, – говорит он.
Но, может, тоже бабло, – говорит он.
Отдохну, замки сломаем, – говорит он.
Сутки тут отлежимся… город один хуй пустой… – говорит он.
Потом вниз по Днестру пойдем, в плавни, – говорит он.
Пока я там блядь шатался по заданию товарища старшего патриарха, – говорит он.
Третья мировая началась, – говорит он.
Новый каменный век настает, молодая, – говорит он.
Тем и спасемся, молодая, – говорит он.
Сейчас нас хуй найдут, – говорит он.
Не до на.., – говорит он, засыпая.
Окна-то зашто…, – говорит он, засыпая.
Да Любимый, – говорит Зоя.
Гладит отца Николая по голове. Зашторивает окна. Мы ничего не видим, слышим только храм отца Николая, который дико устал и моментально отключился.
Хрр-р-р-р-р, – храпит он.
Хр-р-р-р-р-рр-, – храпит он.
Потом храп смолкает.
Страшная тишина.
ХХХ
Мы видим кастрюлю, над ней поднимается дымок.
На кухне квартиры хлопочет шпионка Зоя. Она одета в ситцевый халатик, На столе – ноут-бук, розовый «Сони-Вайо». Заставка на экране, три котика, белых, пушистых. Розовый шарик над ними. Надпись на шарике.
«Какая разница, бывает ли женская дружба, мужская дружба или дружба между мужчиной и женщиной? Бывает так, что без человека никак. И неважно какого вы оба пола или роста. Близость душ, вот что бывает. Остальное не имеет значения»
Над этим шариком еще один – синий. На нем написано:
«Лучшие друзья девушек – это бриллианты. А ещё – мужчины нетрадиционной сексуальной ориентации»
Еще один шарик, – красный – на котором написано:
«Женская дружба хороша тем… что подруга никогда не скажет, что ты не права, а в очередной раз убедит тебя, что парень мудак…»
Наконец, фиолетовый шарик. На нем написано:
«Настоящая женская дружба – это когда в ваших комодах нет ни одной похожей вещи, а еще настоящая женская дружба встречается только в детском саду, пока не приходит время делить помаду и парней…»
Зоя хлопочет на кухне в тапочках и халатике, вся такая… домашняя. Мы видим, что на стуле в кухне лежат два чемодана. Один полуоткрыт, мы видим деньги, пачки долларов. Другой закрыт. Зоя болтает по телефону, квартира выглядит очень Обыденно. На фоне пейзажа из окна – шторы отдернуты, – это выглядит страшным диссонансом. За окном практически разрушенный бомбежками (несколько планов крупных из окна) Кишинев, в городе не осталось ни одного здания выше, чем в два этажа, – кроме, очевидно, того, где находится девушка, – все горит, все дымит. Зоя, не обращая на это ни малейшего внимания, носится по кухне и весело щебечет по телефону, прижав его плечом (руки заняты ложкой, солью… все как полагается Хозяюшке). Она говорит:
Да, товарищ генерал, – говорит она.
Значит, селитру? – говорит она.
А если не отстанет, – говорит она.
… – бубнит что-то недовольно телефон.
Да я просто спросила, – говорит Зоя.
Озорно улыбается, откидывает со лба челку (как все-таки сексуально выглядит женщина у плиты! там ей и место – В. Л). Приоткрывает крышку.