И хотя Кейт наделала бог весть сколько непростительных ошибок, ей все равно было хорошо там, перед окном в офисе Билла; она словно попала в родное и близкое место. Это вам не подвальный спортивный центр, не бездарный треп по поводу скидок постоянным покупателям в бакалейных магазинах. Нет, именно там, на карнизе. И без страховки.
Кейт все больше и больше убеждалась, что ей никогда не стать всем довольной мамочкой, которая счастлива, сидя дома и занимаясь хозяйством.
— Пошли, — скомандовала она своему семейству. Ей очень хотелось двигаться дальше и управлять всем, чем она в состоянии управлять. Декстер снимал дрожащих от холода детей, закутанных от пронизывающего ветра, с красными лицами и текущими носами. — Тут и замерзнуть недолго.
— Встретимся в гостинице в шесть.
— О’кей, — ответил Декстер, отвечая на поцелуй Кейт, но едва на нее взглянув — скользящее прикосновение чуть вытянутых губ, даже не обычный небрежный клевок. Он сидел на подоконнике на первом этаже местного музея науки.
Теперь у Кейт четыре часа свободы. Некоторые мамочки в Люксембурге называли это «быть отпущенными на волю» и вели себя подобно ненормальному терьеру, которого наконец выпустили в огороженный задний дворик. Они обычно отправлялись куда-нибудь группами по три-четыре человека, без мужей и детей, ехали в Лондон, Париж или Флоренцию: сорок восемь часов на шопинг, выпивку и обжорство. А может, и на встречу с каким-нибудь незнакомцем в баре, чтобы под прикрытием фальшивого имени и под влиянием спиртного привести его к себе в номер гостиницы для разнузданного секса в самых разнообразных его вариантах, прежде чем вышибить вон и заказать завтрак в номер. Уже будучи полностью одетой и обутой.
Кейт пробилась сквозь торопливую толпу людей, спешащих на ленч в центре Мюнхена, сквозь шеренги лоточников Виктуалиенмаркта, продающих разную еду, пересекла центральную площадь Мариенплац с ее ратушей и колокольным звоном, потом по улицам «только для пешеходов» — есть на этом континенте хоть один город, где не было бы всех этих «H&M» и «Zara»?! — на роскошную Максимилианштрассе, идущую от оперы, на которой, как и на всех роскошных улицах мира, повсюду продаются меховые шубы и шапки, огромные седаны медленно катятся вдоль тротуаров, а их водители в ливреях гордо восседают за рулем, где полно бутиков с их говорящими на всех языках продавщицами с огромным словарным запасом касательно шелков и кожи на английском, французском и русском, умеющими аккуратно и тщательно упаковывать купленное в фирменные, легко узнаваемые прочные пакеты.
Кейт неспешно вошла в богато украшенный вестибюль гостиницы, нашла телефон-автомат, сунула в его щель монеты и набрала номер, который узнала в офисе Билла; сначала код страны — 352; номер, как она поняла, был местный, люксембургский. Листок бумаги, вырванный из блокнота, был чист, но на нем остался отпечаток написанного на предыдущем листе, что было нетрудно восстановить, заштриховав кончиком карандаша и чуть-чуть потерев.
Она была совершенно права.
— Хелло, — ответил ей женский голос. — Джейн у телефона. — Среднезападный акцент, слегка знакомый, хотя Кейт не сразу определила его владелицу. — Хелло?
Кейт не хотелось рисковать, эта женщина вполне могла узнать ее по голосу.
— Хелло?
Кейт повесила трубку. Итак: Билл звонит некоей американке по имени Джейн, проживающей в Люксембурге. У Кейт была определенная уверенность, что дело тут пахнет сексом. Эта уверенность подкреплялась ее одиночеством в этом шикарном, сексуально нацеленном отеле, позволяющем просто войти в лифт, подняться наверх, открыть дверь в…
Конечно, это будет Билл. Теперь гораздо вероятнее, нежели прежде, когда она уже знает, как он опасен. Он, видимо, уголовник. Или коп. Или, вполне возможно, и то и другое, как многие люди, с которыми она пересекалась. Он красив, сексуально привлекателен, смел, у него пистолет хранится под кроватью, на которой он занимался сексом с женщиной, не являющейся его женой. С женщиной, не исключено, такой же, как Кейт.
Она вышла из отеля, пробежала через улицу к стоянке такси, забралась в машину и сказала водителю:
— Alte Pinakotek, bitte. [58]
По дороге она непрестанно оглядывалась, смотрела во все окна, пока не убедилась, что за ней никто не следит. Но все равно попросила таксиста остановиться раньше, на Людвигштрассе.
— Но до музея еще с полкилометра, — удивился тот.
— Вот и хорошо, — ответила она, протягивая ему десять евро. — Хочу пройтись.
Далеко впереди станция метро «Университет» манила к себе огнями и людским потоком, устремлявшимся в бары, магазины и рестораны, всегда и везде тяготеющие к станциям подземки. Но возле того места, где высадилась Кейт, тротуары были пусты. Она шла мимо могучих, непривлекательных каменных зданий, из-за угла задувал ледяной ветер, морозил уши и нос.
Кейт была возбуждена, но полностью владела собой. Она снова хорошо себя чувствовала, как тогда, на каменном карнизе, пульс ускорился, и она целенаправленно шагала по незнакомым чужим улицам, напряженная, сосредоточенная, мыслящая быстро и четко. Коллеги списали ее со счетов, когда она ушла из Оперативного управления и стала сотрудником аналитического отдела. Когда она ушла с полевых операций, подальше от опасности. Сама себя списала в архив и засела в удобном кресле за письменным столом.
И снова она ощутила дрожь — ее либидо ожило вместе с остальными сенсорными реакциями.
И вдруг — в силу какого-то совершенно извращенного поворота мыслей — она решила, что это Декстер виноват в ее тяге к Биллу. Если бы Декстер больше находился рядом, если бы был внимательнее во всех отношениях — в любых отношениях! — если бы почаще говорил «спасибо» или звонил, предлагая что-то сделать, а не просто сообщить о позднем возвращении, и занимался бы с ней любовью более страстно и изобретательно, или если бы он хоть раз собрал хотя бы одну проклятую кучу грязного белья — тогда, возможно, она бы сейчас не шла по этой улице и не фантазировала, как запрыгнуть в постель, к матрасу которой снизу прикреплен пистолет.
Все это, конечно, полный вздор, и ей это прекрасно известно. Перенос собственной вины на ни в чем не повинную голову — предлог, чтобы разозлиться на кого-то, только не на себя. Она велела себе сосредоточиться.
Кейт пересекла продуваемую ветром площадь напротив Старой картинной галереи — кругом не было ни души. Перекрещивающиеся многочисленные тропинки образовывали огромные многоугольные газончики, этакие гигантские геометрические узоры, украшенные разбросанными повсюду металлическими скульптурами и окаймленные деревьями с облетевшей листвой. Кажется, становилось холоднее, пока она приближалась к этому внушительному зданию; его арочные окна выглядели темными, неосвещенные изнутри. Она чувствовала себя так, будто направлялась в некое тайное судилище под председательством всеведущего судьи.
Пошла, называется, в кино. «Волшебника» посмотреть, фильм Тодда Холлэнда. Она уже пыталась вытащить ребят на этот фильм, сдавшись на настоятельные просьбы Джейка. Но мальчики убежали из зала через десять минут после начала, перепуганные до смерти.