– Да понял я, понял.

– А раз понял, тогда слушай. Делать тебе в нашем регионе нечего. Жил ты в своем Краснодаре до этого, вот и живи дальше. Уж больно твои визиты и встречи с уважаемыми бизнесменами похожи на аферы и разводы.

Лукин вполне мог бы возразить, что заявлений на его счет от потерпевших нет, что никаких противоправных действий он не совершал. Что работники уголовного розыска вряд ли способны отличить обычную коммерцию от коммерческих афер. Опыта у них нет. И соответствующего образования. Ладно были бы тут оперативники из отдела экономических преступлений. Сказали бы уж честно, кого я тут не устроил и кому мешаю.

Но спрашивать об этом не стоило, как не стоило обострять отношений. Выяснил, что бить не будут, а ограничатся полуофициальными обвинениями, вот и уймись. Не нужно, чтобы его выпускали с «хвостами» за спиной, оставив за ним надзор. Это в планы Лукина совсем не входило.

– Сутки тебе на улаживание дел, покупку билетов, и вали отсюда, как черт от ладана.

– Хорошо, – кивнул Лукин. – Раз уж вы так настроены. А можно вопрос?

– А смысл? – удивился капитан.

– Кто хочет, чтобы я отсюда уехал? – пропустил Лукин мимо ушей ехидный вопрос.

– Я хочу, – расплылся капитан в улыбке до ушей. – Этого достаточно? Надеюсь, ты веришь, что я могу закатать тебя на нары лет на пять-восемь без особого труда. Да еще и благодарность получу от начальства. Так что, парень, посидишь до утра у нас, а утром в гостиницу за вещами и на вокзал.

– Почему до утра?

– Порядок такой. Должны же мы немного навести о тебе справочки, запросики всякие отправить, ответы получить. Может, ты там у себя в Краснодаре через день в пьяных драках участвуешь да подозреваешься в наркоторговле. Опять же, пальчики твои снять надо, с картотекой сверить. Ну-ка, парни, организуйте дактилоскопирование, – кивнул он помощникам.

– Санек вчера еще бланки взял и валик с подушечкой, – проворчал один из оперов. – Не вернул.

– У вас что, – нахмурился капитан, – один комплект на пять кабинетов? Работнички!

Лукин еле сдержался, чтобы не вздохнуть облегченно. Чего-чего, а пальчики свои оставлять здесь в его планы не входило. Один из оперов снова вернул Лукина на первый этаж и сдал помощнику дежурного для водворения снова в камеру. Когда они подошли к решетчатой стене камеры, Лукин оглянулся, убедившись, что их никто не видит и не слышит.

– Слышь, прапорщик, – тихо сказал он. – Позвони одному человеку. Сделай доброе дело. А я сделаю тебе доброе дело. Хочешь триста зеленых за эту услугу?

Помощник дежурного как будто не слышал. Он подтолкнул Лукина внутрь, захлопнул дверь и дважды повернул ключ. Однако что-то в его глазах мелькнуло такое, что дало Лукину надежду. Да и не спешил прапорщик уходить в дежурку за стеклянную стену. Клюнул?

– Сто сейчас, и двести, когда за мной приедут, – заговорил торопливо Лукин. – Соглашайся!

Он наступил одним ботинком на пятку второго, сбросил его, нагнулся и отогнул стельку. Там в полиэтиленовом пакетике лежала зеленая стодолларовая купюра. Лукин вытащил ее и протянул прапорщику.

– Ну, позвонишь?

– Номер говори, – тихо ответил прапорщик, принимая деньги. – Но учти, что я сначала проверю ее на предмет подлинности.

– За что я люблю нашу полицию, – улыбнулся Лукин, – так это за бдительность.

Когда Лоскутов посмотрел на номер, высветившийся на экране его мобильника, то очень удивился. Местный, городской? Откуда. Откуда тут вообще кто-то знает его номер. А когда строгий, но почему-то приглушенный голос сообщил, что известный ему Владимир Лукин задержан и находится в камере ближайшего ОВД, Лоскутов выругался. Он вообще редко позволял себе такую несдержанность. Матерную ругань он полагал прерогативой низшего сословия. А также тех, кто из этого сословия выбрался в верха, но так и не избавился от низких привычек. Но сейчас не выругаться самому было сложно. Этот родственник его жены постоянно путается под ногами, постоянно заставляет заниматься его делами. Первая же мысль была оставить все как есть или даже намекнуть, чтобы Лукина продержали подольше. Но потом Лоскутов снова вспомнил о Любушке, о том, как она просила за Лукина. А еще он представил, как Люба будет возмущена тем, что он Лукина не вытащил из полиции. А возмущаться она умеет. И первым делом отлучает от постели. А Альберту Николаевичу в такие минуту почему-то особенно хочется затащить жену в постель.

Подполковник Афонин был удивлен до крайности, когда по прямому телефону из краевого ГУВД на него без всяких представлений и вступлений обрушился град оскорблений и угроз. Только через пару минут до подполковника дошло, что «погоны ему засунут в задницу», что его «сгноят в дежурке самого гнилого угла Забайкалья» из-за задержанного его помощниками некоего Лукина, приехавшего из Краснодара.

И как-то совсем почти без перехода бешеная ругань перекочевала с темы незаконно задержанного человека с дикими связями в Москве на найденный недавно на опушке леса распотрошенный скутер с иногородними номерами. Руки так и не дошли заняться выяснением того, кому он принадлежит и как там оказался. Афонин даже не знал, что скутер забросили в кузов и отвезли в ближайшее крытое помещение в округе – в контейнер на складе ближайшей железнодорожной станции. Афонин напрочь забыл, что у него промелькнула мыслишка, когда все уляжется, подарить этот скутер племяннику в дальний поселок. Пусть пацан по лесными дорогам катается. Покатался!

Глава 6

Злополучный скутер еще вчера нашли Паша Алексеев и Коневский. Они прочесывали очередной участок, когда Паша, отошедший от машины метров на двадцать, вдруг повел носом и стал крутиться на месте, ловя носом ветерок. Тянуло со стороны дороги.

– Чувствуешь? – покрутил Паша возле своего носа пальцами. – Бензин.

– Это от нашего допотопного «уазика» воняет, – ответил Коневский, но своим большим крючкообразным носом все же немного повел. – Или вообще соляркой.

– Нет, не соляркой. Бензин разлили. Я напрямик, а ты догоняй по проселку.

– Чего ты, – проворчал Сергей, двинувшись к «уазику». – Карбюратор кто-нибудь на дороге промывает. Ну и нюх у тебя!

Когда, поскакав вдоволь на кочках и рытвинах, Коневский наконец вывел «уазик» из леса, то увидел Пашу, стоявшего на опушке в состоянии глубокой задумчивости. Коневский был голоден, а потому зол. Он развернулся через разбитый асфальт и подъехал к Паше. И тут же увидел скутер, валявшийся на боку. Большие сумки позади сиденья водителя были раскрыты, и из них торчали какие-то тряпки или вещи. Бензином в самом деле пахло.

– Нашли, значит, – констатировал Коневский, подходя и вставая рядом.

– Наверное, – согласился Паша. – Не те у нас места, чтобы скутеры десятками по лесам валялись. Это где-нибудь под Рязанью может быть, под Нижним Новгородом. А здесь… Я в Чите их видел не больше десятка. Баловство это для города, а у нас любят технику посерьезнее.