И тут его взгляд упал на телефонную полочку, где лежал автомобильный ключ с логотипом ВАЗа. Решение пришло сразу. Рискованное, даже безумное. Еще до того, как оно оформилось в цепочку умозаключений, Ниндзя схватил эти ключи и положил к себе в карман.
– Ты чего это? – уставилась на него Цифра.
– Молчи. Убью, – сдавленно проговорил он. – Сейчас отдам…
Почти не касаясь ногами ступеней, он пролетел по лестничным маршам, выскочил на улицу. Спохватился, подпер камнем тяжелую дверь подъезда.
Уже стемнело. С одной стороны, это даже хорошо. С другой…
На обычном месте серебристой «Лады» не оказалось. Он пробежал в один конец дома, в другой. Нашел машину в узком «кармане» за трансформаторной будкой. Как по заказу – фонарь далеко, и из окон квартиры машину, скорее всего, не видно. Посветив себе зажигалкой, Ниндзя рассмотрел кнопки на ключе. Их было две – большая и маленькая. По логике, большая предназначалась для запирания центрального замка. Сигнализации, насколько он понимал, там нет (если только брелок от сигналки не остался в кармане у Ящика).
– Блин. Ну, чтоб пронесло…
Он нажал большую кнопку. Дважды мигнула «аварийка», раздался негромкий щелчок. Ниндзя замер, подождал. Выглянул из-за будки, посмотрел на окна Цифриной квартиры. Никого. Подбежал к машине, отпер багажник. Черный ружейный чехол был спрятан под тяжелым ящиком с инструментами. Он еле выдернул его оттуда – что еще? – а, патроны… Свернутый патронташ лежал на диске запасного колеса. Теперь все. Захлопнул багажник. Нажал маленькую кнопку – опять щелчок, «аварийка». Огляделся. У дальнего подъезда кто-то разговаривал. Через двор проходила женщина с собакой на поводке. Больше никого.
Ружье и патроны он спрятал за мусорными контейнерами. Взбежал на шестой этаж. Цифра выглядывала из-за приоткрытой двери, будто ожидая чего-то.
– Ну, и чего? – спросила она разочарованно. – Чего ты бегаешь, как в жопу клюнутый, туда-сюда? Вхолостую, причем?! От тебя хоть какой-то толк может быть? Угнал бы тачку, свозил на море…
Он сунул ей в руку ключ.
– Положи на место. Всё. Никому ни слова, – он на секунду задумался. – И больше не звони мне, поняла?
– Да на фиг ты мне нужен, – она сплюнула. – От тебя пользы, как с козла молока!
Ниндзя повернулся и пошел вниз. И ему сразу здорово полегчало. Вот кроме шуток – полегчало, ёханый бабай!
Когда пастух гневается на стадо, он ослепляет вожака.
Восточная поговорка
Хобот отсидел сеанс в кинотеатре, смотрел какую-то муру про космос, метеориты и глупую бабу в скафандре, которая в этом космосе смертельно зависла. Примерно так же, как они зависли здесь, в Тиходонске. Чем закончилось, не знает, потому что уснул. Нет, там наверняка все прошло ништяк, потому что это американское кино, там всегда ништяк в конце. А как у них всех будет – неизвестно, потому что это не кино. Они спаслись чудом! У Севера чуйка сработала – сказал:
– Валим, пацаны, пешком, рассыпаемся по одному, потом я вас соберу!
И свалил неизвестно куда. И они за ним по одному, на заднюю улицу… Только куда сваливать? На вокзал нельзя – там патрули, в кабак нельзя – с баблом напряг. По улицам ходить, рылом торговать – тоже не выход. Шмель сказал, надо идти туда, где толпа, затесаться и вести себя как все, это типа сканает. Сам пошел в торговый центр. А они с Муреной пошли в кино. Мурена отдельно, Хобот отдельно, все как полагается. И билеты взяли на разные места.
А когда он в последний раз в кино ходил? Еще в детстве, наверное. Вот блин. Мурена сказал: пива не пей, чтобы не обоссаться, потому что долго сидеть надо, часа два вместе с рекламой. И семки не жри, сказал, потому что найдутся недовольные, а ты сразу в табло, а там мусора набегут, и всё.
А на хрена, спрашивается, такое кино?
Когда проснулся, в зале горел свет и никого не было, а по рядам ходили бабульки с пакетами, собирали мусор и на него косились. Мурена тоже куда-то делся. И на улице его не было. Ага. Вот, блин, дела.
Пошел направо, потом налево. А потом уже не помнил, куда. Купил пирожок, пивом запил. Когда расплачивался, заметил, что рука дрожит. Продавщица ничего не увидела. Здесь друг на друга не смотрит никто, оно и понятно, потому что иначе глаза разбегутся и вообще вылезут на фиг. После Кульбак это, конечно, тяжко. Это первая его самостоятельная вылазка в Тиходонске, и в самом центре к тому же, где вообще не продохнуть, сколько народу, даже не нужно идти ни в какой супермаркет, а где Мурена и остальные, хрен их знает. Главное, как вспомнишь, что ведь реально мечтали, когда ехали сюда, что весь этот гребаный муравейник станет плясать под их дудку, все тут будут процент им отстегивать, мужики будут приседать, а вот эти телки расфуфыренные в диорах и шанелях будут ноги раздвигать им навстречу – ну, блин, просто смешно становится, какой это был тупняк и наивняк!
Ходил, ходил. Добрел до мест, где асфальт гладкий, дома крутые, как на подбор, а в воздухе сплошная парфюмерия и фраера со своими телками прикинуты как вообще парижане или лондонцы какие-нибудь. Ну, как он их представляет, конечно. Сидят себе на верандах ресторанов, деликатесы едят, сигары курят, базары трут, смеются… А ему и жрать охота, и курить, только пирожки здесь не продаются, сигареты все выкурены, а купить новую пачку стремно, чтобы опять руки трясущиеся, да рожу засвеченную не показывать.
Бродит, как дури наглотался, никак не может выбраться – кругом витрины огромные, вывески бронзовые, двери дубовые или стальные, рядом швейцары стоят, охранники… Вон парковка за будкой со шлагбаумом, на ней только «мерсы», «бэхи», «ауди» и прочие крутые тачилы, – туда абы кого ни в жизнь не пропустят… А перед шлагбаумом огромная золотая надпись «Отель Аксинья»!
Ни хрена себе! Его собственный, можно сказать, отель, который им Север обещал, символ их будущей красивой жизни, и вот он стоит тут без копья денег, без крыши над головой, на хвосте мусора висят, а швейцар, такая, блин, горилла в пурпурной ливрее, косится на него, как на бомжа, – типа вали отсюда, пока глаз на жопу не натянул…
Спустя пару часов позвонил Мурена. Спросил: «Ты где?»
– А хрен его знает…
Не ори, говорит, а подойди, говорит, к перекрестку, прочти названия улиц и номера домов. Читать не разучился еще?
Ну, подошел. Ну, прочел.
Хорошо, говорит, садись на автобус номер такой-то и дуй до самых Электромонтажников. Это, говорит, конечная остановка, не ошибешься.
А до этих Электромонтажников ехать, блин, как до Луны. В Кульбаки и то скорее бы сгонял. Чуть не уснул опять. Вышел, кругом остатки садовых участков, дальше почти все снесено – глина и песок, бульдозеры туда-сюда, «высотки» торчат, и пивная палатка стоит неподалеку, на ветру плещется, словно, блин, где-нибудь в пустыне высадилась экспедиция «Старого Мельника». А в палатке той Мурена сидит за бокалом светлого, лыбится. «Добро пожаловать, – говорит, – в мир офигительных грез, в мир самых твоих невероятных фантазий, который называется, блить, коротко и просто: Электро, блить, монтажники…»