В девять вечера сыщик вернулся на Фонтанку. Там уже все было готово, ждали только его с разрешительными бумагами. Обыск и изъятие корреспонденции решили провести у всех подозреваемых одновременно. Валевачев должен был нагрянуть к Лерхе, титулярный советник Гольтгойер из Секретного делопроизводства – к Дуткину. Себе Алексей выбрал Арабаджева. В слабых сумерках белой ночи три закрытых экипажа выехали на набережную. Обыватели провожали их понимающими взглядами…
Спать сыщику в эту ночь пришлось мало. В девять до полудня он уже сидел в кабинете и снимал с Лерхе допрос. Дипломат был мрачен. Он повторил под запись историю с вызовом Дашевского на дуэль. Тут выяснилось, что последний действительно жаловался на него полиции! Викентия Леонидовича вызвали к приставу, и тот упрашивал ревнивца быть благоразумным – разумеется, безуспешно. На этом градоначальство сочло свою роль выполненной и умыло руки. Фамилию дамы, из-за которой произошла ссора, Лерхе вновь отказался назвать. Он дал подписку о неотлучке с места жительства и удалился.
Следующим зашел Арабаджев. Этот не добавил к своим прежним показаниям ничего нового. Василий Михайлович играл в оскорбленную невинность и обещал пожаловаться в «высокие сферы». Про историю с кинжалом Лыков умолчал.
Дуткин явился последним и насмешил Алексея. Повторив свой рассказ, он не глядя подписал протокол и спросил о самом главном:
– Скажите, а это может повредить мне в придворной карьере?
– Если заказчик убийства вы, тогда повредит, – уверил Простака сыщик.
– Ну нет, не я.
– Тогда вам нечего опасаться.
Дуткин облегченно вздохнул, но тут же снова расстроился:
– Говорят, государь не любит министерство финансов! Он считает, что мы сдерживаем развитие производительных сил России.
– В МИДе тоже жаловались, что Его Величество их не любит. А судья мне говорил, что государь ненавидит всех судейских. Не обращайте на это внимания.
– Правда? Ну хорошо. Ой! А если у меня в формуляре будет записано, что я находился под следствием? Это же пятно на всю жизнь! Меня никогда не возьмут к Высочайшему Двору!
– Следствие по этому делу пусть вас не пугает. Дознание обнаружит виновных и сразу передаст улики в юстицию. Подозреваемых, чья невиновность подтвердится, это никак не затронет.
– Спасибо! – с чувством произнес Дуткин и ушел довольный. Единственный довольный из всей троицы…
Закончив с допросами, Алексей взялся было за конфискованную корреспонденцию. Но пришел посыльный и принес запечатанный конверт. На нем стояла подпись Эффенбаха. Вот молодец! Уже прислал данные на Снулого.
Сыщик сломал печати и извлек два листа бумаги. Где же фотокарточка? Ее не оказалось, и Алексей стал читать письмо своего приятеля:
«Приветствую тебя, о Великий! Приехал бы в гости, а?
Теперь о деле. Человека, которого ты ищешь, зовут Спиридон Агейчев. Он шесть лет служил под моим началом. Из вольнонаемных – самый лучший. Натура приметная. Как говорят французы, он имел шаг над всеми остальными. Другие агенты подчинялись ему беспрекословно, а кто не хотел, того Агейчев выживал. Физически неимоверно крепок, почти как ты. Храбрый. Не то чтобы умный, но хитрый и сообразительный, решения принимает мгновенно. Фартовые на Москве его боялись. Жестокий до бессердечия. А поскольку для нашего сыскного дела это бывает полезно, мы с обер-полицмейстером терпели. И даже, если честно, поощряли. Начнет арестованный запираться, мы отдаем его Спиридону – у того сразу заговорит.
Посклизнулся Агейчев на том, что не сдавал конфискованное. А что сдавал, потом часто «терялось». Когда мы нашли его тайник, добра в нем оказалось на десять тысяч!
Что еще сказать? Поймать его будет очень трудно. У меня не получилось. Почуял, сволочь, неладное и в последнюю минуту исчез. Как ловят, все секретные инструкции Спиридон знает наизусть. Слабостей каких-то, на которых можно ухватить, у него нет. В карты не играет, пьет умеренно, бабы для него ничего не значат. Вот разве что жадный. Умеет подчинять себе людей. Все вокруг для него дешевле навоза.
Когда выследишь его, будь осторожен. И силен, и смел, и ловок, и опыта не занимать ему. Не раз схватывался с уголовными и всегда одерживал верх.
Описывать наружность Агейчева бесполезно – он ее легко меняет. Рост два аршина десять с половиною вершков [31] . Глаза серые, чуть ввалившиеся, голос с хрипотцой. В повадке какая-то вялость, словно его мамка в детстве облила мертвой водой. Но это маска.
Что еще? Карточки мы не нашли. Успел ее забрать и даже негативы, что в архиве, разбил. Формуляры на вольнонаемных не ведутся. Агейчев должен иметь при себе средства. В тайнике были тяжести: шубы, мануфактура, часов пятьдесят с лишним штук. А ликвидное он унес с собой.
Успехов тебе.
Твой Анатолий.
Извини, повторюсь: будь осторожен!»
Лыков вздохнул, отложил письмо и пробежал глазами характеристику бывшего агента. Ишь ты! Образованный человек Спиридон Агейчев! Почти окончил Комиссаровское училище [32] . Но недоучился последний год и подался в сыщики. Деньги на занятия кончились или призвание почувствовал? Других полезных сведений Алексей не нашел и вернулся к письму Эффенбаха. Да, сподобил Господь… Вот из-за таких, как Агейчев-Снулый, и ненавидят в народе полицию. Убийства на Руси, слава Богу, редки. Основные силы сыщиков отнимает раскрытие краж. И здесь представляется нечистоплотным людям большое поле для махинаций. Часто агент приходит к потерпевшему и прямо спрашивает: сколько мне дашь, если я отыщу похищенное? Умные сразу соглашаются. А конфискация имущества как вещественных доказательств? Бывает, что следствие длится годами. И все это время обворованный человек ждет… Уж сам не рад, что обратился в полицию. У кого есть деньги, приходят и потихоньку выкупают свое же кровное. Иногда платят до трети стоимости! А начальство делает вид, что ничего не знает…
Алексей подозвал помощника и вручил ему пакет. Велел приготовить описание Снулого и раздать тем же околоточным. А потом скататься в Мокруши и найти там молодую вдову Марию Евдокимовну, что сдает в аренду лабазы. С самой дамочкой не встречаться, а собрать о ней справки: адрес, фамилия, знакомства и что о ней говорят люди.
Озадачив Валевачева, Алексей взялся за просмотр конфискованных бумаг. Больше всего их оказалось у Лерхе, да еще на трех языках! Если французский сыщик кое-как понимал, то немецкого не знал вовсе. Поэтому он поручил разбор Гольтгойеру, временно приданному Особенной части. Молодой человек, еще один «русский немец белокурый», рьяно приступил к делу.
Лыков быстро изучил немногочисленную корреспонденцию Арабаджева и не нашел ничего стоящего. Что интересно, никаких связей с родней! Коллежский асессор словно отрезал себя от собственных корней. Два-три приятеля по Одессе, переписка с Экспедицией церемониальных дел, и все.