«Прочь отсюда, из жалкого царства,
Из страны дураков и мерзавцев!
Здесь ведь каждый любезно готов
За бесценок другому продаться.»
Джонатан Свифт
«Но кто отныне способен определить, что такое преступление? Кто сможет решить, что такое добро и что такое зло?
Во всех традиционных системах этические и ценностные принципы остаются недостижимыми для человека. Ценности ему не принадлежат; он принадлежал им. Теперь же он знает, что они его, и только его.»
Жак Моно
Еще в школе Джордж Левантер приучил себя к удобному расписанию: четыре часа послеобеденного сна позволяли ему сохранять умственную и физическую бодрость до самого рассвета, когда он снова засыпал на четыре часа и просыпался вполне готовым к дневным занятиям.
Теперь, по прошествии многих лет, эта привычка помогала ему в городе поддерживать силы, необходимые для ведения дел, а в горах — интенсивно кататься на лыжах, не отказываясь от не менее интенсивной курортной ночной жизни.
Хозяин ресторана вышел на террасу и по-французски спросил, не говорит ли кто-нибудь по-английски. За его спиной семенил, заметно конфузясь, молодой круглолицый араб, одетый в новомодный лыжный костюм.
Левантер готов уже было предложить свои услуги в качестве переводчика, но сообразил, что в Вальпине, как почти на всех швейцарских курортах, наверняка найдется много двуязычных отдыхающих, которые сделают это лучше него.
Тут же какой-то американец отделился от своей компании и предложил помочь. Хозяин, указывая на араба, сказал по-французски:
— Объясните ему, пожалуйста, что я не смогу получить наличные по его чеку.
Американец перевел арабу, тот протянул ему свой чек. Американец взглянул.
— На двадцать семь тысяч! — пробормотал он, обращаясь к своим приятелям.
Он посмотрел на араба, потом на хозяина ресторана, потом опять на чек. И повторил:
— На двадцать семь тысяч долларов!
— Я получил его утром из лондонского Барклай-банка. Это еженедельное содержание, которое мне посылает дядя, шейх Сайд. С чеком все в порядке, ручаюсь вам! — настойчиво заверял араб. Голос у него был высокий, с британским акцентом.
— Слишком много для недельного содержания, — с явным почтением заметил американец, разглядывая чек.
— Это после вычета налогов! Сумма меняется, в зависимости от цен на нефть, — как бы оправдываясь, сказал юный араб.
Американец посмотрел удивленно:
— А что вам приходится делать, чтобы получать столько?
— Что делать? — спросил араб. — Ничего не надо делать. Нефть сама хлещет из-под песка, независимо от того, хочет того моя семья или нет.
Он как-то беспокойно усмехнулся:
— Вы из США?
Американец кивнул.
Араб на секунду задумался, потом сказал:
— В моей стране живет семь миллионов человек, а в вашей — двести двадцать. И однако же у моих сограждан только в американских банках денег больше, чем весь американский валютный запас! Вот что такое нефть! Подумайте, что мы сделали бы с тем американским банком, который отказался бы обналичить наши чеки. — И улыбнулся: — Так как насчет того, чтобы обналичить мой чек?
— Вам действительно это надо? — спросил американец.
— Конечно, а как же мне заплатить за обед? — сказал араб, очевидно не понимая изумления присутствующих. — Я оставил все наличные в гостинице. У меня с собой только чек.
Американец объяснил ситуацию владельцу ресторана. Тот воскликнул:
— Это вам ресторанчик в горах, а не банк! Он заказал себе обычный обед, и только. Скажите ему, что я не могу принять чек. К тому же мы не обслуживаем в кредит!
Был послеполуденный час, и Левантер, сидя на веранде, начал дремать. В это время он обычно спускался к гостинице, чтобы предаться послеобеденному сну. На какой-то момент он отключился, а очнувшись, увидел, что возле стула, на котором он сидит, играет с куклой девочка четырех или пяти лет. А какая-то женщина загорает, закрыв глаза и раскинувшись в шезлонге.
— Как тебя зовут? — спросил Левантер девочку.
— Оливия, — ответила она настороженно.
— Оливия? Но ведь это девичье имя, а ты — мальчик. Наверное, тебя зовут Оливер, — сказал Левантер.
— Я не мальчик, я девочка! — Она хихикнула и шагнула к нему ближе.
Левантер наклонился к ней и легонько потянул к себе:
— Ты мальчик. Нечего стесняться. Ты — Оливер, очень симпатичный мальчик.
— Я не мальчик! Вовсе не мальчик! Я девочка! — Она расстроилась и уже почти кричала. — Можете спросить мою маму!
Женщина в шезлонге приоткрыла один глаз, улыбнулась Левантеру и сказала ребенку:
— Ты должна сама убедить господина. Если я скажу ему, что ты девочка, он может и мне не поверить. — И снова закрыла глаза.
— Итак, Оливер, — наставительно сказал Левантер, — хоть ты и считаешь себя девочкой, но на самом деле ты — мальчик. Спроси кого хочешь.
Девочка посмотрела на столик, за которым сидела, попивая вино и пиво, группа молодых парней и девушек. Кое-кто из них обернулся и следил за происходящим разговором Левантера и девочки. Они улыбались, но никто не проронил ни слова. Какой-то миг девочка колебалась, потом шаловливо сказала:
— Ладно, я Оливер. Что дальше?
Тем самым она бросила вызов Левантеру, дав ему понять, что она присоединяется к его игре.
В этот момент из ресторана на веранду вышла пара. Грузный, лысеющий мужчина далеко за пятьдесят и повисшая у него на локте платиновая блондинка, раза в два моложе его. На ней была блузка, подчеркивающая ее пышную грудь. Один из молодых людей почтительно встал и протянул мужчине руку:
— Как поживаете, профессор?
Левантер отвлекся от Оливии и стал наблюдать за профессором и молодыми людьми. Девочка явно рассердилась на то, что их игру прервали, и громко обратилась к профессору:
— Как поживаете, мадам?
Тот посмотрел на нее сверху вниз:
— Я «профессор» или «мистер», но никак не «мадам».
Девочка улыбнулась как большая:
— Никакой вы не «мистер». Вы «мадам». Хоть вы и считаете себя мужчиной, на самом деле вы — женщина. Спросите кого хотите, спросите этого господина.
Она указала на Левантера. Левантер прикрыл глаза, притворившись спящим.
— Ты не права, дитя мое, — настаивал мужчина, поджав губы. — Ты ошибаешься. Будь послушной девочкой, пойди погуляй.