– Неужели это ошибка? Разве писатель по имени Джо Норт не завещал свой дом в равных долях…
– А, вот вы о чем, – сказала она. – На Тэлгарт-роуд, было дело. Уж тридцать лет с гаком прошло. А на что он вам сдался?
– Этот дом продали?
– Нет, – с досадой бросила она, – Фэнкорт, паразит, не дает согласия. Чисто из вредности – ему-то на что этот дом? С тех пор и стоит без пользы, если совсем не сгнил.
Страйк прислонился к стене возле билетных автоматов, уставившись в круглый потолок, укрепленный паутиной растяжек.
Вот что бывает, вновь упрекнул он себя, когда вкалываешь без продыху. Надо было первым делом задать вопрос: владеют ли они какой-либо другой недвижимостью? Надо было убедиться самому.
– Кто-нибудь проверял, нет ли там вашего мужа, миссис Куайн?
Леонора издевательски фыркнула:
– Скажете тоже! – Она заговорила так, будто Страйк предположил, что ее муж скрывается в Букингемском дворце. – Он тот дом терпеть не может, на пушечный выстрел к нему не приближается! Как я знаю, там ни мебели нету, ничего.
– У вас есть ключ?
– Не знаю. Только Оуэна там искать бесполезно! Он все эти годы туда носу не совал. Жуткая берлога, старая, заброшенная.
– Не могли бы вы поискать ключ…
– Мне делать нечего, как на Тэлгарт-роуд таскаться! У меня Орландо на руках, – добавила она, как и следовало ожидать. – Говорю же вам, он туда ни ногой…
– У меня к вам такое предложение, – начал Страйк. – Я заеду к вам прямо сейчас, вы дадите мне ключ, если, конечно, найдете, а потом я сам наведаюсь на Тэлгарт-роуд и посмотрю. Просто для очистки совести.
– Так ведь… нынче воскресенье, – озадаченно сказала она.
– Я в курсе. Вы поищете ключ?
– Ладно уж, – после короткой паузы согласилась Леонора. – Да только, – сделала она последнюю попытку, – Оуэна там нету!
Страйк с одной пересадкой доехал до Уэстборн-парка и, подняв воротник, чтобы защититься от ветра и ледяных струй дождя, направился по тому адресу, который при первой встрече нацарапала для него Леонора. Это был один из тех странных уголков Лондона, где миллионеры соседствуют с простым людом, селившимся здесь лет сорок с лишним назад. Умытые дождем кварталы представляли собой удивительную диораму: дорогие многоквартирные башни высились над рядами тихих, неприметных домишек – роскошь современности, уют старины.
Семья Куайн жила на Сазерн-роу, спокойной улочке с небольшими кирпичными домами, неподалеку от паба «Замерзший эскимос». Страйк, окоченевший и промокший, сощурясь, разглядел вывеску, изображавшую веселого эскимоса, устроившегося возле лунки для подледного лова, спиной к восходящему солнцу.
Облезлая дверь Куайнов была когда-то выкрашена грязно-зеленой краской. Весь фасад обветшал, равно как и калитка, болтающаяся на одной петле. Страйк вспомнил, что Куайн питает пристрастие к дорогим отелям, и его мнение об исчезнувшем писателе упало еще на пару делений.
– Быстро вы, – недовольно встретила его Леонора. – Входите.
Он пошел за ней по неосвещенному, узкому коридору. Открытая дверь слева явно вела в кабинет Оуэна Куайна, неприбранный и грязный. Все ящики были выдвинуты; на столе криво стояла допотопная электрическая пишущая машинка. Страйк представил, как Оуэн вырывает из нее отпечатанные листы, кипя от злобы на Элизабет Тассел.
– Удалось найти ключ? – спросил Страйк Леонору, когда та завела его в темную, затхлую кухню в конце коридора.
Вся утварь, похоже, была куплена лет тридцать назад. Страйку показалось, что у его тети Джоан точно такая же темно-коричневая микроволновая печь имелась еще в восьмидесятые годы.
Леонора махнула рукой в сторону полудюжины ключей, выложенных на кухонный стол.
– Вот эти нашла. – Ключи не были собраны в связку, а один оказался таким огромным, что им впору было открывать церковные врата. – Не знаю, который подойдет.
– Какой номер дома по Тэлгарт-роуд? – спросил Страйк.
– Сто семьдесят девять.
– Когда вы в последний раз туда ездили?
– Кто, я? Никогда я туда не ездила, – ответила Леонора, и, похоже, с неподдельным равнодушием. – Чего я там не видела? Надо же было такую глупость придумать!
– Какую?
– Дом завещать. – Видя недоумение Страйка, она раздраженно пояснила: – Этот Джо Норт додумался отписать дом Оуэну и Майклу Фэнкорту. Сказал: пускай, мол, они в нем творят. А они с тех пор туда ни ногой. Так и стоит без толку.
– И вы ни разу не бывали в том доме?
– Нет. Он им достался аккурат в то время, когда у меня Орландо родилась. Чего я там не видела? – повторила она.
– Орландо родилась в то время? – удивился Страйк. Орландо представлялась ему десятилетней егозой.
– Ну да, в восемьдесят шестом, – подтвердила Леонора. – Только у нее замедленное развитие.
– Вот оно что, – сказал Страйк. – Понимаю.
– Наверху сидит, дуется, потому как нагоняй от меня получила, – зачастила Леонора в порыве многословия. – Ворует она. Знает, что нельзя, а все равно. Вчера к нам Эдна, соседка, заходила, так Орландо у ней кошелек стащила, а я ее застукала. Нет, она не из-за денег, – поспешно добавила Леонора, как будто Страйк высказал осуждение. – Просто ей расцветка понравилась. Эдна все понимает, но другим-то людям не объяснишь. Говорю ведь: Орландо, нельзя. А она и сама знает, что нельзя.
– Вы позволите мне взять эти ключи и проверить, какой подойдет? – спросил Страйк, сгребая их в ладонь.
– Делайте что хотите! – бросила Леонора, но тут же с вызовом добавила: – Ну нету его там, нету.
Страйк опустил свою добычу в карман, отказался от запоздалого предложения чая или кофе и опять вышел под ледяной дождь.
Он направился к станции метро «Уэстборн-парк», чтобы ограничиться короткой поездкой с минимальным числом пересадок, и отметил, что стал сильнее хромать. Торопясь уйти от Нины, он пристегнул протез без обычной тщательности, да еще и не воспользовался средством для защиты кожного покрова. Прошло ровно восемь месяцев с того дня, когда он кубарем скатился с лестницы (а после этого был ранен ножом в предплечье). Врач-консультант установил, что Страйк повредил – хотя, по всей видимости, не безнадежно – медиальные связки коленного сустава протезированной ноги и порекомендовал лед, покой и углубленное обследование. Но Страйк не мог позволить себе покой и не имел желания обследоваться дальше, поэтому он тогда лишь наложил на колено повязку и старался поднимать ногу повыше, когда оказывался в сидячем положении. Боль мало-помалу отступила, но иногда, при длительной ходьбе, вновь начинала пульсировать и сопровождалась отеком.
Тротуар сворачивал вправо. Позади Страйка возникла долговязая, худая, сутулая фигура; черный капюшон не позволял разглядеть лицо.