Конечно, разумнее всего было бы сейчас вернуться домой и дать отдых колену. В воскресный день никто не заставлял Страйка тащиться под дождем лондонскими улицами.
В голове звучал голос Леоноры: «Ну нету его там, нету».
А что делать дома, на Денмарк-стрит? Слушать, как дождь барабанит по кровле, как стучится в плохо пригнанное окно у кровати, и знать, что альбомы с фотографиями Шарлотты совсем близко – в коробке, выставленной на лестничную площадку…
Уж лучше двигаться, быть при деле, решать чужие проблемы…
Щурясь под дождевыми струями, он разглядывал окрестные дома и боковым зрением следил за фигурой в бесформенном пальто, державшейся ярдах в двадцати сзади. По семенящим шажкам Страйк понял, что это женщина. Теперь он заметил еще и какую-то странность, неестественность. Женщина была лишена той погруженности в себя, какая отличает одинокого человека, вышедшего пройтись в ненастный день. Вместо того чтобы без затей шагать своей дорогой и прятать лицо от стихии, она держала голову прямо и постоянно меняла скорость. От Страйка это не укрылось, хотя она не делала резких движений; кроме того, через каждые несколько шагов скрытое капюшоном лицо открывалось порывам ветра и холодным струям дождя, чтобы тотчас же уйти во мрак. Женщина не упускала Страйка из виду. Не об этом ли говорила Леонора, когда впервые обратилась к нему за помощью? «Еще за мной, кажись, следили. Дылда какая-то, чернявая, сутулая». В качестве эксперимента Страйк начал прибавлять шагу и тут же замедлять ход. Расстояние между ним и женщиной не менялось; скрытое капюшоном бледно-розовое пятно ее лица стало показываться и прятаться все чаще – она держала Страйка в поле зрения. Опыта слежки у нее не было. Страйк, специалист в своем деле, шел бы по другой стороне улицы и делал вид, что разговаривает по мобильному, ничем не выдавая своего пристального внимания к объекту…
Просто из интереса он резко остановился и сделал вид, будто забыл дорогу. От неожиданности темная фигура приросла к месту. Страйк двинулся дальше и через пару секунд услышал у себя за спиной стук шагов. У женщины даже не хватило ума понять, что ее засекли.
Впереди показалась станция метро «Уэстборн-парк»: вытянутая, низкая постройка из золотистого кирпича. Страйк решил, что там-то и обернется к своей преследовательнице, спросит, который час, и рассмотрит ее лицо.
В вестибюле он быстро отошел к дальней стене и, скрывшись от наблюдения, стал выжидать. Секунд через тридцать появилась высокая темная фигура, которая, не вынимая рук из карманов, спешила сквозь блестки ливня ко входу. Женщина испугалась, что упустила его, что он уже вскочил в поезд.
Страйк сделал стремительный, уверенный шаг вперед, чтобы оказаться прямо перед незнакомкой, но протезированная нога заскользила по мокрому кафельному полу.
– Черт!
Неуклюже растянувшись в полушпагате, Страйк потерял равновесие; перед глазами, как при замедленной съемке, поплыла жирная слякоть; он грохнулся на пол и больно ударился о лежавшую в пакете бутылку, но при этом успел заметить, как женский силуэт замер в дверях и тут же перепуганной ланью сорвался с места, чтобы раствориться в темноте.
– Зараза! – выдохнул Страйк, лежа на грязных плитах и привлекая к себе взгляды пассажиров, толпившихся у билетных автоматов.
При падении у него опять подвернулась нога; ощущение было такое, что он порвал связку; колено, которое до этого лишь тихо ныло, теперь протестующе взвыло от боли. Проклиная нерадивых уборщиков и жесткую конструкцию искусственной голени, Страйк пытался подняться. Никто не решался к нему подойти. Оно и неудивительно – все принимали его за пьяного, тем более что подаренная Ником и Илсой бутылка виски теперь выскользнула из пакета и с дребезгом покатилась по полу.
В конце концов ему на помощь пришел дежурный по станции, который стал бормотать что-то насчет сигнальной стойки, призывающей соблюдать осторожность на скользком полу; разве джентльмен ее не заметил; для кого же она размещена на самом видном месте? Дежурный догнал укатившуюся бутылку и подал ее Страйку. Сгорая от стыда, Страйк выдавил слова благодарности и похромал к турникетам, чтобы как можно скорее скрыться от множества любопытных глаз.
В поезде, который следовал в южном направлении, он расположился на свободном месте, вытянул травмированную культю и сквозь ткань костюмных брюк ощупал колено. Оно отозвалось острой болью, в точности как минувшей весной, когда он упал с лестницы. Всерьез разозлившись на свою преследовательницу, Страйк попытался осмыслить все, что произошло.
В какой момент она за ним увязалась? Неужели следила за домом Куайнов и увидела, как Страйк туда зашел? Не могла ли она принять его (нелестное сравнение) за Оуэна Куайна? Ведь именно такую ошибку допустила – пусть в темноте, пусть ненадолго – Кэтрин Кент…
Страйк заблаговременно встал, чтобы подготовиться к пересадке на станции «Хаммерсмит»: в его нынешнем состоянии ожидавший там спуск мог даться нелегко. Доехав наконец до «Бэронз-Корт», он начал сильно хромать и пожалел, что не может опереться на трость. В вестибюле, облицованном зеленой викторианской плиткой, он с осторожностью ступал по мокрому, черному от грязи полу. С излишней поспешностью он покинул это небольшое убежище, расцвеченное огнями, украшенное надписями в стиле ар-нуво и каменными фронтонами, и под нескончаемым дождем побрел в сторону грохочущей автострады, проходившей совсем рядом.
Страйк благодарил судьбу, что оказался именно в той части Тэлгарт-роуд, где стоял нужный ему дом.
Хотя Лондон на каждом шагу демонстрировал всяческие архитектурные аномалии, Страйк еще не видел таких градостроительных контрастов. Старинные дома из темно-красного кирпича сомкнулись в шеренгу, как свидетели более стабильной и творческой поры, а мимо них с беспощадным ревом в обе стороны неслись машины, поскольку это была главная транспортная артерия, ведущая в Лондон с запада. Многие из этих вычурных викторианских домов служили художественными мастерскими: окна первых этажей были закрыты витражами и коваными решетками, а огромные, выходящие на северную сторону арочные окна смотрелись как фрагменты утраченного «Хрустального дворца» {15}.
Промокший, замерзший, истерзанный болью, Страйк все же помедлил, разглядывая уникального вида дом номер 179 и прикидывая, сколько могли бы выручить за такую недвижимость Куайны, если бы Фэнкорт смягчился и дал разрешение на продажу.
Страйк тяжело взбирался по ступеням. Парадная дверь была защищена от непогоды кирпичным навесом, богато украшенным резными каменными фестонами, завитками и медальонами. Окоченевшими, непослушными пальцами Страйк начал один за другим проверять ключи. Четвертый без возражений вошел в замочную скважину и повернулся с такой легкостью, будто использовался годами. Мягкий щелчок – и путь оказался свободен. Страйк переступил через порог и затворил за собой дверь.