– Взял экземпляр у его жены?
– Нет, она говорит, что не читала.
– Про второй дом не помнит, книжек мужа не читает, – без выражения перечислил Энстис.
– По ее словам, читает, но только когда они уже изданы, в нормальном переплете, – объяснил Страйк. – Почему-то я склонен ей верить.
– Ага. – Энстис вносил новые записи в протокол допроса Страйка. – Где ты взял рукопись книги?
– Мне бы не хотелось отвечать.
– Это может создать проблемы, – сказал Энстис, поднимая глаза.
– Для меня – нет, – ответил Страйк.
– Возможно, нам придется к этому вернуться, Боб.
Страйк пожал плечами, а потом спросил:
– Жене сообщили?
– К этому времени, наверное, да.
Страйк ей не звонил. Весть о смерти мужа должны были передать Леоноре при личной встрече специально обученные люди. Раньше он и сам нередко выполнял такую миссию, но за последнее время утратил все навыки; единственное, что он смог сегодня сделать ради оскверненных останков Оуэна Куайна, – это посторожить их до прибытия полиции.
Он понимал, через что пришлось пройти Леоноре, пока его допрашивали в Скотленд-Ярде. Вот она отворяет входную дверь и видит полицейского… или, возможно, двоих: первый укол тревоги при виде формы; удар в самое сердце, нанесенный спокойным, участливым, сочувственным предложением пройти в дом; ужасающее известие. (Впрочем, ей, по-видимому, до поры до времени не расскажут о толстых лиловых веревках, опутавших тело ее мужа, и о зияющей темной полости, которую проделал убийца, вспоровший грудь и живот Оуэна; ей не расскажут, что лицо его разъела кислота и что вокруг тела – будто это гигантский окорок – стояли тарелки… Страйку вспомнилась запеченная баранина, которой Люси всего сутки назад обносила гостей. Хотя Страйк не считал себя слабонервным, мягкий солодовый виски застрял у него в горле; пришлось опустить стакан на стол.)
– По твоим прикидкам, сколько народу знает о содержании книги? – медленно выговорил Энстис.
– Понятия не имею, – ответил Страйк. – Сейчас уже, наверное, немало. Агент Куайна, Элизабет Тассел – два «с», одно «л», – добавил он, видя, что Энстис берет это имя на заметку, – отправила рукопись в издательство «Кроссфайр» Кристиану Фишеру, а он известный сплетник. Чтобы поставить заслон слухам, в дело уже вступили юристы.
– Чем дальше в лес, тем больше интерес, – пробормотал Энстис, быстро записывая услышанное. – Есть хочешь, Боб?
– Курить хочу.
– Уже недолго осталось, – заверил его Энстис. – Так кого он там оклеветал?
– Вопрос в том, – Страйк сгибал и разгибал искалеченную ногу, – как это расценивать: как клевету или же как правдивое разоблачение целого ряда лиц. Но если взять тех, кого я распознал… Дай-ка сюда бумагу и ручку, – попросил он, зная, что ему быстрее написать, чем диктовать по буквам, и стал проговаривать имена вслух: – Майкл Фэнкорт, писатель; Дэниел Чард, директор издательства, где печатался Куайн; Кэтрин Кент, любовница Куайна…
– Там даже любовница есть?
– А как же – вроде уже год с лишним. Я к ней съездил: Стаффорд-Криппс-Хаус в Клемент-Эттли-Корте. Она заявила, что у нее в квартире его нет и вообще они сто лет не виделись… Далее: Лиз Тассел, его литературный агент; Джерри Уолдегрейв, его редактор, а также… – секундное колебание, – его жена.
– Он и жену не пощадил?
– Выходит, так. – Страйк подтолкнул листок через стол к Энстису. – Но я, конечно, всех вычислить не могу. Кого только он не пнул в своей книге.
– У тебя сохранилась его рукопись?
– Нет, – с легкостью солгал Страйк, ожидавший этого вопроса. Энстису, решил он, не вредно потрудиться: пускай раздобудет экземпляр, на котором отсутствуют отпечатки пальцев Нины.
– Еще что-нибудь полезное можешь сообщить? – спросил, распрямляясь, Энстис.
– Могу, – ответил Страйк. – По-моему, его жена не при делах.
Энстис испытующе, но дружески посмотрел на Страйка. Тот был крестным отцом его сына, появившегося на свет за два дня до рокового взрыва. Страйк несколько раз заезжал проведать Тимоти Корморана Энстиса, но не выказывал особых восторгов.
– Ладно, Боб, подписывай – и валим отсюда. Я тебя подброшу.
Страйк внимательно изучил протокол, с удовлетворением исправил в нескольких местах орфографические ошибки следователя Ролинз и поставил свою подпись.
Его мобильный зазвонил в тот момент, когда они с Энстисом шли длинным коридором к лифту, и у Страйка заныло колено.
– Корморан Страйк слушает.
– Это я, Леонора, – послышался в трубке ее обычный, разве что чуть более выразительный голос.
Страйк жестом попросил Энстиса придержать лифт и отошел в сторону, к темному окну, за которым под нескончаемым дождем змеился поток транспорта.
– С вами беседовали полицейские? – спросил он.
– Да. Они и сейчас рядом.
– Мои соболезнования, Леонора, – сказал он.
– Вы как там? – ворчливо спросила она.
– Я? – удивился Страйк. – Я в порядке.
– Не обижают вас? Мне сказали, вы сейчас на допросе. Я им и говорю: «За что ж человека под арест, коли я сама его наняла Оуэна разыскать?»
– Никто меня не арестовывал, – объяснил Страйк. – Просто взяли показания.
– Сколько ж можно вам душу мотать?
– А откуда вы знаете, сколько…
– Да я тут, – недослушала она. – Внизу, в вестибюле. Хотела с вами повидаться, вот и потребовала, чтоб меня подвезли.
Изумленный, да еще хлебнувший виски на голодный желудок, Страйк выпалил первое, что пришло на ум:
– А на кого осталась Орландо?
– На Эдну. – Беспокойство Страйка о чужой дочери Леонора восприняла как должное. – Так когда вас отпустят?
– Уже иду, – сказал он.
– Кто это был? – спросил Энстис, когда Страйк отсоединился. – Шарлотта беспокоится?
– Скажешь тоже! – бросил Страйк, входя за ним в лифт. У него совершенно вылетело из головы, что он ни словом не обмолвился Энстису насчет их разрыва; став сотрудником Центрального управления, Энстис попал в отдельную категорию, куда не проникали слухи личного свойства. – Там все кончено. Уже восемь месяцев прошло.
– Да ну? Жесть! – Энстис искренне огорчился.
Лифт поехал вниз. Страйку подумалось, что у Энстиса есть собственные причины для расстройства. Из всех его знакомых Шарлотта больше всех зацепила именно Энстиса: и своей необычайной красотой, и вульгарным смехом. «Заходите с Шарлоттой», – рефреном повторял Энстис, когда они со Страйком оба выписались из госпиталя, демобилизовались и осели в городе, с которым сроднились.
Страйк почувствовал неодолимое желание оградить Леонору от Энстиса, но из этого ничего не вышло. Когда двери лифта скользнули в стороны, она уже стояла на виду: худенькая, серая, как мышь, с гребнями в жидких волосах, закутанная в старомодное пальто. На первый взгляд могло показаться, что она приехала в домашних тапках, но на самом деле это были разношенные черные туфли. По бокам от нее стояли офицеры полиции, мужчина и женщина. Женщина, как видно, известила ее о смерти Куайна и согласилась подбросить в управление. По настороженным взглядам, устремленным на Энстиса, Страйк понял, что Леонора ошарашила полицейских своей нестандартной реакцией на известие о смерти мужа.