Бросалась в глаза его крайняя худоба и неестественно белая кожа. От его длинных широченных бермуд тянулась вверх ровная полоса темных волос. На середине груди она симметрично разветвлялась, будто в высшей точке фонтана, и превращалась в густую растительность. Запрокинув голову и самозабвенно прикрыв глаза, Соколов долго нежился под теплой струей, будто хотел смыть с себя тягостный груз земных трудов.
После душа он проследовал в бассейн и ловко скользнул в воду. Альмен опомнился, что слишком бесцеремонно наблюдает за русским, после того, как их взгляды встретились. Соколов кивнул ему как знакомому. Сейчас на его лице играла легкая улыбка. Альмен в ответ тоже улыбнулся.
Соколов решил поплавать. Альмен погрузился в теплую джакузи, которую отделяла от бассейна лишь тонкая стенка. В ней под неусыпными взглядами родителей плескалась парочка детишек с надувными кругами. Альмен погрузился в бурлящую воду по самое горло и через перегородку украдкой внимательно наблюдал за тем, что происходит в бассейне. А Соколов тем временем продолжал наматывать там круги. Внезапно русский пропал из виду. Альмен даже привстал и переместился к разделявшей их стенке. Соколов был прямо под ним и вел беседу с каким-то человеком. Альмен стремительно вернулся на прежнее место. Пришлось потерпеть, пока Соколов снова не появится в поле зрения и не продолжит заплыв. Уже на лестнице, ведущей из бассейна, ему удалось рассмотреть того человека поближе. Им оказался тот русский, который в первый день на пляже, сидя на корточках, внимательно слушал рассказы про войну другого толстого русского. Что это, случайная встреча земляков? Или контакт сообщников?
Огненно-рыжая деваха буквально сверкала от навешанных на себя золотых украшений. Особенную яркость золоту придавал цвет ее кожи – белый с чуть ли не голубоватым отливом. Легкое платье с глубоким вырезом и воздушная шаль хоть и были оба зелеными, но из-за разных оттенков не гармонировали между собой. Красный педикюр не сочетался с цветом волос. Весь ее вид, казалось, говорил, что ее постоянной задачей было удерживать несочетаемое от распада при первом же ветерке. Да, она все еще была молода, но по некоторым признакам наметанный взгляд уже различал, что лучшие ее годы остались позади. Если она лежала на солнце, то неизменно под защитой махрового полотенца, которым старалась прикрыть все тело до сантиметра, сама при этом уйдя с головой в разгадывание судоку. При этом она шевелила губами, будто говорила сама с собой. Даже тут на ней были золотые цацки – на запястьях, на пальцах. Дужки солнечных очков тоже были золотыми.
Альмен давно наблюдал за ней из своего кресла-кабинки. И за все это время она ни разу не подала виду, что давно заметила его интерес к своей особе. Ей не составило бы труда избавиться от его взгляда, если бы она села в свою кабинку, а не использовала ее только для вещей.
Ее спутник значительно превосходил ее годами и редко вылезал из кресла-кабинки. Альмен видел его мельком, когда тот вялой походкой прошел мимо по направлению к бару. Все остальное время он обычно разговаривал по телефону и что-то записывал в толстую записную книжку. Он был коренаст, носил усы и так же, как его подруга, скрывал свое тело под одеждой. На пляже он дал себе лишь одну поблажку – сунул свои грубые голые ноги в сандалии.
Альмен поприветствовал мужчину кивком, потому что ему показалось, что тот посмотрел в его сторону. Однако тот смотрел не на Альмена, а искал глазами свою спутницу.
– Ванесса!
Ванесса? Альмен покрутил на языке это имя и нашел, что оно ей подходит.
Потом он прогулялся до бара и заказал свою любимую легкую закуску – клубнику со сливками и бокал шампанского. Оттуда было удобно наблюдать за кабинкой Соколова. Кроме одного-единственного контакта с другим русским, тот ничем особенным не отличился. Соколов отужинал в общей столовой, выпив при этом бутылку пива, и отрывался от монитора лишь в тех редких случаях, когда этого нельзя было избежать. Ни в каких других местах, кроме пляжа, бассейна и своего номера, он не бывал.
Альмену было несложно приспособиться к его ритму жизни. Он успевал много читать, наслаждался изысканной кухней и выбором вин, который не переставал его удивлять, и, конечно, не забывал про сиесту, хотя ей далеко не всегда сопутствовал покой, а порой ее прерывали неожиданные обстоятельства. Соколов явно принадлежал к тому типу объектов, который не создает сыщику проблемы. Даже если Альмен случайно упускал его из виду на короткое время, он не особо переживал, поскольку полностью полагался на администрацию отеля, которая обещала немедленно проинформировать его в случае намерения постояльца из номера двести четырнадцать выписаться из гостиницы.
С Карлосом он теперь общался по телефону из своего номера. В последний раз, когда они говорили, денежный перевод все еще не поступил. Деньги идут, заверил Монтгомери. Эта формулировка не внушала доверия Альмену. Он и сам частенько грешил подобными отговорками.
И еще Карлос сказал, что известие о том, что Соколов обнаружен, Монтгомери принял к сведению как нечто само собою разумеющееся. Даже то, что Карлос не назвал, где именно в данное время пребывает искомое лицо, его не смутило, и он лишь распорядился продолжать наблюдение и сказал, что, когда придет время, он сообщит, какие шаги следует предпринять.
Эти «следующие шаги» заставляли задуматься. Пока что Альмен ни на йоту не приблизился к разгадке замыслов Монтгомери. Тем не менее по прошествии трех безмятежных дней, когда события, казалось, замерли, ситуация начала разворачиваться сама собой с новой энергией.
Подул свежий юго-восточный ветер и прогнал хмурые облака, зловеще проплывавшие всю первую половину дня над белыми корпусами отеля. Внезапная перемена погоды стала неожиданностью для самого персонала гостиницы, спешно бросившегося переоборудовать пляжный бар, когда первые гости уже стояли на пороге.
Море, не успевшее отойти от сонного оцепенения, все еще вяло плескалось, но потихоньку оживало, и первые волны уже стали накатываться на берег. То был еще не настоящий прибой, но достаточно большие волны, чтобы расшевелить чаек, которые все это время сидели рядком на волнорезах, высматривая добычу.
Ванесса, закутанная до подбородка, лежала метрах в трех от него на купальной простыне и трудилась над разгадыванием судоку. Погруженный в свои мысли, Альмен смотрел на нее, но взгляд его на ней не останавливался. Неожиданно она опустила книгу с судоку и взглянула прямо на него. Альмен не успел отвести взгляд в сторону или сделать вид, что она случайно оказалась в поле его зрения. Ничего не оставалось, как изобразить извиняющуюся улыбку.
Ванесса ответила ему лучезарной улыбкой. Вот еще проблема, о которой стоило поразмыслить: как ему следовало отреагировать, ведь это была не совсем такая улыбка, в ответ на какую достаточно улыбнуться еще раз, и можно считать дело закрытым. И в этот момент сверху на него опустилась тень. То была тень Соколова. На нем были плохо сидящие джинсы, на вид будто только что из магазина, и еще ни разу не стираная рубашка поло со складками на коротких рукавах.