«А почему бы и правда не рассказать? – подумала девушка. – В конце концов, говорят же, что нельзя держать в себе. Да и взгляд со стороны мне бы не помешал».
Она не собиралась вдаваться в подробности, но сама не заметила, как выложила все в деталях, вплоть до точных фраз в разговорах. Рассказывала путано, то и дело сбиваясь на эмоции. Тем не менее Наташа ее ни разу не перебила, стойко дослушала до конца.
– Ну вот, – подытожила Лара. – Он даже не попытался со мной связаться. Значит, я, похоже, и правда, если так можно сказать, пройденный этап.
– Я думаю, он просто боится, – задумчиво произнесла Наташа. – И боялся с самого начала.
– Да чего ему бояться? Я же не бешеный медведь гризли, не съем же я его! – воскликнула девушка.
– Это подсознательный страх, иррациональный. Видимо, боится, что его предадут, как предал отец, – ведь развод родителей легко воспринять именно как предательство. – Она покосилась на Лару. – А когда играешь, вроде все несерьезно, можно спрятаться за выбранной ролью, и если тебя снова предадут, сделать вид, что тебе совсем не больно. К тому же складывается ощущение, что ситуацией управляешь ты, все контролируешь. Еще он боится привязанностей. Как и ты, я думаю. Не зря у него нет друзей, ведь не все вокруг такие плохие или непонимающие, скорее всего он сам закрывается.
Лара пораженно уставилась на нее.
– То есть, по-твоему, он трус?
– Нет, трусость – это другое. Он просто запутался, сам не знает, может ли доверять самому себе. А главное, заслуживает ли он дружбу и любовь, ведь не просто же так отец ушел из семьи. Возможно, ему подсознательно кажется, что в этом есть доля его вины. Мальчики острее воспринимают развод родителей и отсутствие отца, чем девочки. – Наташа покачала головой. – Нет, Лар, он не трус. Будь он трусом, не стал бы тебя спасать от тех парней. Просто представь себе, в нем, взрослом, смелом, веселом, жизнерадостном сидит маленький испуганный мальчик – такой, каким он был в момент развода родителей, который ничуть не меньше, чем тогда, боится быть брошенным.
– Так какой же он настоящий? – вырвалось у Лары. – Черный Дрозд или Данила? Веселый, уверенный в себе парень или ранимый мечтатель?
– Думаю, он разный, как и любой человек. Сложный. И ранимый, и жесткий, и мечтатель, и неунывающий весельчак. Просто он сам, видимо, чего-то в себе стесняется, вот и придумал Черного Дрозда.
– То есть ты его оправдываешь? Считаешь, он поступил правильно, обманув меня, сыграв на моих чувствах? – Девушка удивленно посмотрела на жену отца.
– Нет, конечно, – мягко произнесла та. – Он совершил далеко не самый лучший поступок, и ты имеешь полное право на него обижаться. Я говорю сейчас только о том, что можно понять его, разобраться, что заставило его поступить так.
Они какое-то время помолчали. Наконец, Лара сказала:
– Предположим, все так и есть. Но мне по-прежнему не ясно, зачем Дрозд предложил мне встретиться. Ведь он не мог не понимать, что если хочет продолжать игру, то встреча невозможна.
– Думаю, он хотел прекратить. Честно все тебе рассказать, попросить прощения. Но в последний момент его опять-таки остановил страх. Он испугался, что ты отвернешься. Побоялся тебя потерять.
– Тогда как ты объяснишь его слова про девушку, которая ему нравится? Есть она или нет? Предположим, есть… С другой стороны, я видела свою фотку на его рабочем столе. Значит, я ему нравлюсь.
– Вот этого, увы, не знаю. Но уверена: ты ему очень симпатична. Не стал бы парень столько времени проводить с той, которая ему не нравится, даже если они друзья. К тому же не забывай, ты сама дезинформировала его, сказав, что у тебя есть парень.
– Да уж, зря я это сделала. – Лара опустила глаза и немного помолчала, размышляя. – Ну а если учитывать, что для него игра в Дрозда была своего рода развлекалкой? – Лара внимательно посмотрела на Наташу.
– Тем более. Во-первых, он явно не из тех, кто так глупо развлекается, а во-вторых, даже если принять за правду, что все было игрой, он давно наигрался. Мальчишки редко отличаются терпением и любовью к такого рода мистификациям – это прерогатива девчонок.
Лара задумчиво грызла нижнюю губу.
– Тогда остается непонятным только одно: почему он не звонит?
– А вот это как раз проще простого. Чувствует себя виноватым. Причем его чувство вины настолько сильно, что он уверен: прощения ему нет.
– Значит, получается, что если я хочу как-то разрулить эту ситуацию, то первый шаг опять придется делать мне? Но я не хочу!
Наташа успокаивающе положила руку на Ларино плечо.
– Не нервничай. Лучше просто как следует все обмозгуй, взвесь все за и против, подумай, сможешь ли простить его, нужен ли он тебе, станешь ли доверять ему после произошедшего. А потом уже делай или не делай шаг.
Девушка задумалась, потом спросила:
– А как бы поступила ты?
– Я бы однозначно дала ему еще один шанс. Все люди этого заслуживают, даже самые плохие, что уж говорить про хороших. Я бы встретилась с ним и поговорила, высказала свои соображения, возможно, даже обиды, но не резко, а спокойно, и посмотрела бы, как он себя поведет. Вообще, Лар, по-моему, это вопрос любви. Если ты любишь Данилу, то стоит простить. Любовь – она важнее всего: обид, собственной гордости…
– Поэтому ты ждала папу столько лет? – ляпнула Лара и тут же прикусила язык. – Прости, Наташ, я вовсе не хотела тебя обидеть. – Она умоляюще посмотрела на жену отца.
Но Наташа не обиделась. Она лишь мягко улыбнулась и кивнула.
– Да. Именно поэтому. И ни минуты не жалею, и в прошлом не жалела. – Наташа помолчала немного, затем продолжила: – Твой отец очень любил твою маму, но ты сама знаешь, у них не складывалось. Наши с ним отношения были для него своего рода отдушиной. Нет, Ларис, я не уводила его из семьи. – Лара порывалась сказать, что сама давно уже это поняла, но жена отца жестом попросила ее молчать. – Он очень тяжело переживал семейные ссоры, а позже развод. Я поддерживала его, была ему другом. Мы тогда много общались – ты знаешь, я писала у него диплом. Так вот. В то время между нами не было иных отношений, кроме дружеских, несмотря на сплетни, которые о нас ходили. Все случилось много позже. Я просто была рядом с ним. – Наташа замолчала и уставилась в одну точку.
Лара боялась отвлечь ее, выдернуть из воспоминаний. Впрочем, Наташа вскоре очнулась сама и продолжила:
– Через три года после его развода с твоей мамой у нас начались отношения. Еще через несколько лет я забеременела, и мы решили пожениться. А теперь, – она широко улыбнулась, отчего ее неяркое лицо стало вдруг почти красивым, – я самая счастливая женщина на свете.
Лара неуверенно улыбнулась в ответ.
После разговора с женой отца в ее голове была жуткая каша. Хотелось не улыбаться, а реветь в голос – от жалости: к маме, к отцу, к Наташе, к Даниле, к самой себе – и сетовать на то, какая сложная, оказывается, штука жизнь. И непредсказуемая.