Главврач встретил меня профессионально приветливо. Сначала он осмотрел меня с ног до головы цепким взглядом, от которого меня пробрала крепкая дрожь — а ну как найдет у меня признаки глубокой депрессии? Или еще какую дрянь приметит?
Поэтому я постаралась отобразить на лице полную безмятежность и психическое здоровье. Не знаю, насколько успешно я справилась со своей задачей, но главврач с чудным именем Иона Тимофеевич отпустил меня из плена небольших и проницательных глазок, поинтересовавшись, чему он обязан моим визитом.
Я достала заранее припасенное просроченное удостоверение работника прокуратуры, в котором собственной рукой подправила срок годности, и показала Ионе Тимофеевичу на таком расстоянии, чтобы он мог поверить, что исправленное является непреложной истиной.
Он кивнул.
Похоже, его мои старания вполне удовлетворили.
— Так в чем дело? — опять поинтересовался он, на сей раз несколько настороженно.
— Меня интересует один вопрос, — успокоила я его, — мотивы поведения человека. Скажем так — я подозреваю, что у него существуют психические отклонения.
Он кивнул.
— В чем это выражается?
— Он склонен к садомазохизму в сексуальных играх.
— Не показатель, — покачал он головой, — половина граждан, не нуждающихся в моих врачебных услугах, склонны к сексуальным извращениям. Если эти самые извращения не несут опасности для индивидуума и окружающих, это его личные проблемы.
— Ладно, — согласилась я, — а если мы к этому прибавим еще настойчивую ненависть к любым проявлениям красоты? И непреодолимое желание уничтожать это прекрасное?
Он вздрогнул? Или мне показалось?
— Значит, вас интересует именно он, — вздохнул Иона Тимофеевич. — Я это и подозревал.
Он встал и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы вышли из его кабинета и прошли коридором до столовой, потом вышли в регистратуру.
— Подождите, — сказал он и исчез на несколько минут. Потом опять появился, держа в руках объемистую медицинскую карту.
— Ну, вот, — вздохнул он, — пойдемте обратно. Думаю, что я смогу удовлетворить ваше любопытство. Хотя бы частично.
* * *
— Я больше не могу тебе помогать, — голос в трубке стал прерывистым и жалобным.
«Слизняк, — подумал он. — Проклятый, толстый, лысый слизняк».
Ему захотелось схватить его за шиворот и тряхнуть так, чтобы у слизняка вывалились кишки.
Он швырнул трубку на рычаг.
«Что я буду делать?»
Ничего. Он знал, что без помощи он ничего не может. Все станет банальным, а его просто наизнанку выворачивало от банальности.
От злобы мелко тряслись руки.
Эмми Стюарт смотрела на него призывно и ласково. Она звала к себе.
Приди — я успокою тебя в своих объятиях…
Он наклонил голову. Ее взгляд стал живым. Он почувствовал спазм сосудов головного мозга. Острая боль пронзила его. Он с силой сжал виски ладонями.
Проклятая боль, сводящая его с ума.
Проклятая боль…
Вызванная улыбающейся Эмми. Он взглянул на нее с ненавистью. Она смеялась ему в лицо. Ее забавляла его беспомощность и боль. Он заскрипел зубами. Шлюха. Гадкая шлюха.
Схватив нож, лежащий на столе, он занес его над картиной. И остановился. Еще не время. Сначала должна погибнуть твоя копия. Он усмехнулся. Сначала он освободит тебя от всех репродукций, прелестная Эмми… Сладкая Эмми… Эмми крошка…
Он почувствовал облегчение. Голова почти перестала взрываться болью.
Он начал одеваться.
Сейчас он попробует убедить помощников.
Без них он, как без рук…
Он вышел на улицу.
«Вы похожи на Эмми Стюарт»…
Чувствовать себя наживкой неприятно. Даже если ты признана такой же красивой, как эта Эмми. Даже если ты сама посадила себя на крючок.
Ну и как тебе на крючке, Таня-червячок?
А вдруг рыбка проглотит тебя? Ам — и нету…
Я сжала руки. На душе было муторно. Мне совсем не хотелось играть в эту игру.
«Успокойся», — попросила я собственное отражение в зеркале. Оно явно не производило впечатление уверенного в себе человека. Его беспокоило будущее. А когда человека беспокоит будущее, он теряет контроль над чувствами.
Контроль же мне был необходим.
Я схватила в руки верных советчиков. О личности, преследующей меня, мне было уже кое-что известно. Иона Тимофеевич рассказал мне многое. Знала, как он впервые увидел Ксению Разумову. Догадывалась, как он увидел и меня.
Ну и что мне дали эти знания?
Имени-то нету. Иона Тимофеич благоразумно закрыл первую страницу. Медицинская этика не позволяет, видите ли…
Жаль, что в Ионе Тимофеиче нет сходства, скажем, с Джокондой. Пойти и сказать тому же Мельникову, чтобы он арестовал некую темную личность? А причина?
«Вы похожи на Эмми Стюарт…»
Ну и что? Похожа и похожа… Мало ли кто на нее похож!
Мои магические косточки кувыркнулись в воздухе и упали, показывая:
5+20+27. «Грядущие трудности, но вы сумеете овладеть ситуацией».
Ох, вашими устами — да мед бы пить. Впрочем, я всегда им верила. Почему не верить сейчас?
Успокойся, Танька, успокойся. Твое внутреннее чутье тебя не подводит. Все будет прекрасно.
4+36+17.
«Несмотря на трудности, ваши дела пойдут так, как надо».
Ну и хорошо. Трудности для нас дело привычное.
Я успокоилась. В конце концов, за моим преследователем идет Робин. Неотступный Робин. Ждущий нового преступления, чтобы нанести удар…
Йес. Я нашла мотив его поступков. Робин не мог нанести удар просто так. Убийца его сестры был в безопасности, пока… Пока ничего не совершал. Пока был беззащитен.
Робин не был подонком.
Последний бросок должен был бы меня напугать. Но я уже была спокойной. Я чувствовала, что за моей спиной, кроме преследователя, находится защитник.
33+19+4.
«Для вас существует возможность пострадать от руки злоумышленника».
Существует — согласилась я. Естественно. И вообще моя работа связана с риском. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. А я все-таки люблю сей славный напиток. И намереваюсь испить его в ближайшее время.
* * *
Алексанов стоял у окна, сцепив на затылке пальцы. Его голова представляла собой раскаленный шар. Боль доводила его до исступления. Он не мог справиться с ней.