– Зачем? – выпалила она.
– А зачем нам причины? Тебе не нравится проводить со мной время?
Лицо Миллер смягчилось.
– Ты же знаешь, что нравится. Но этого недостаточно для отношений.
– Зачем вешать ярлык на то, что происходит между нами?
Миллер растерялась перед небрежностью его вопроса, перед его непринужденной самоуверенностью.
Боже, да он и не хотел отношений с ней! Настоящих, по крайней мере. Только она мечтала о чем-то серьезном.
– Я… Я не могу.
Она знала, что это предложение для нее значило гораздо больше, чем для него, и знала, что его легкомысленность неминуемо уничтожит ее. И все это лишь повторит ошибки прошлого: путешествуя с ним, Миллер будет следовать грезам Тино, а не своим.
Она отрицательно покачала головой.
– Почему нет? – Его голос звучал растерянно. – Ты ненавидишь свою работу.
– Я не ненавижу свою работу.
Он снисходительно вздохнул и развел руками:
– Это не то, чем ты хотела бы заниматься.
– Откуда тебе знать? Ты никогда не спрашивал меня о том, чего я хочу. Лишь указывал мне. – Миллер знала, что была не права, но не собиралась извиняться.
Сейчас речь шла о самозащите: Миллер противостояла очевиднейшим попыткам Тино манипулировать ею.
– Если не хочешь ехать, так и скажи. Не нужно прятаться за работу.
– Да что на тебя нашло? Ты злился весь день, игнорировал меня всю ночь, а сейчас снова засел в свой танк и пытаешься добиться своего.
– Потому что я всегда добиваюсь того, чего хочу.
Миллер закатила глаза:
– Это заносчиво. Даже для тебя.
Тино грациозно откинул полу своего великолепного пиджака.
– Не похоже, чтобы ты была недовольна последней неделей.
Его безразличие было непостижимо. Миллер привязалась к нему, а Тино обращался с ней как с очередной игрушкой.
– Не знаю, насколько ты сейчас серьезен, но могу предположить, что именно тебе от меня нужно. Но я никогда не буду иметь отношений с таким упертым, самодовольным и злым мужчиной.
– Наконец-то мы добрались до моих недостатков, – с сарказмом заметил Тино.
– Да уж, это вполне типично для тебя: отшучиваться, когда нужно говорить серьезно.
– А это так типично для тебя: быть серьезной, когда можно шутить.
Миллер медленно вздохнула, закрыв глаза:
– Думаю, сказано достаточно. Мы слишком разные, Валентино. Ты хочешь чего-то легкого и ненавязчивого, но настоящие чувства такими не бывают.
– Я знаю. Поэтому отказываюсь иметь с ними дело.
– Ты не можешь просто отказаться от собственных чувств. Они не подконтрольны.
Но Миллер неожиданно и неприятно для себя поняла, что когда-то думала так же, как Тино.
Он отвернулся:
– Все эмоции подконтрольны.
– Что же, тебе повезло, если это правда: я узнала, что своими не управляю и не могу быть с человеком, который способен только на секс, потому что слишком боится собственных чувств.
– Тебя только недостаток гарантий смущает?
Миллер предостерегающе подняла руки:
– И теперь ты собираешься рассказать мне о том, что же я чувствую, пытаясь увести разговор от себя.
– Замечательно. Хочешь знать? Я чувствую, что мой отец совершил ошибку, женившись на моей матери. Он был не способен сплотить семью, и его никогда не было рядом. Черт, я был его любимчиком, потому что мы оба обожали экстрим, но даже со мной он почти не проводил времени. И когда он врезался в ту стену… – Тино остановился, его голос стал глуше. – Я не хочу быть таким же.
«Он не хотел причинять кому-то ту же боль», – вдруг догадалась Миллер. Внутри ее все похолодело.
– Валентино, мне так жаль… – Она хотела обнять его, но непоколебимое спокойствие Тино спугнуло ее.
– Ты ведь никуда со мной не полетишь?
Миллер тяжело сглотнула. Если бы хоть намекнул, что его чувства так же сильны, как и ее. Она бы согласилась на все.
Нет, Миллер не может остаться, если речь не идет о любви. Она отказывалась быть жертвой правил и страхов. Она отказывалась от неравных отношений, не желая наблюдать за их медленной смертью. Потому что вместе с ними умерла бы частичка ее души.
– Я не могу. Я… – Миллер помешкала, боясь показаться смешной в своей искренности, но любовь к Тино вынудила попытаться. – Мне нужно больше, чем ты готов мне дать.
Он откинул волосы в замешательстве:
– Насколько больше?
– Я хочу любви. Никогда бы не подумала, что скажу это прямо, и мне до сих пор немного страшно, но ты помог мне понять, что я жила не своей жизнью: пряталась от собственных чувств и желаний за усердной работой. Я не знаю, как нужно строить отношения, но хочу попробовать.
Тино склонил голову и нахмурился:
– Не могу. Я не могу обещать постоянства.
Миллер слабо улыбнулась. Ее сердце было разбито.
– Понимаю. Потому ничего и не требую. Спасибо за выходные. За всю неделю. И удачи завтра.
– Отлично, – ответил он грубо и резко. – Скажи Микки, когда будешь готова: он организует тебе вылет.
Губы Миллер задрожали, и она отвернулась до того, как на глазах выступили слезы. Все уже решено.
Когда Миллер исчезла из вида, Тино принялся бродить из угла в угол без всякой цели, терзаемый гневом. Неужели она не понимает, какое признание он только что совершил? Не понимала, что он сейчас предложил?
Тино остановился на балконе, бесцельно глядя на сияющие огни города.
Слава богу, Миллер не согласилась. О чем он вообще думал? Он никогда не приглашал девушек с собой.
– Я, пожалуй, не лучший человек для таких разговоров, но я хотя бы уверена, что ты слишком меня уважаешь, чтобы уйти.
Валентино обернулся и увидел свою мать.
– Хочешь поговорить об этом? – спросила она.
Нет, он не хотел.
– Спасибо, все в порядке, мам.
– Не спрашивай, как это работает. – Она подошла поближе. – Но мать всегда знает, когда дети ей врут. Даже если они уже взрослые.
Валентино вздохнул и уставился в звездное небо. Он и правда не хотел, чтобы мама его беспокоила, и ругал себя за то, что не ушел, пока была возможность.
– Мам…
Она подняла ладонь повелительным жестом, так напоминающим Миллер:
– Не отнекивайся, дорогой. Я однажды позволила твоему отцу уйти на гонку в смятении и не позволю моему сыну кончить так же. Я могу помочь.