Даже если бы она оказалась той, за кого Чезаре ее принимал, его реакции на нее были чрезмерными. А ведь он хотел видеть в ней именно ту бессердечную искусительницу без признаков морали – и почему? Вполне возможно, что так он пытался защитить себя; некоторые назвали бы это трусостью и были бы правы. Он хотел, чтобы она оказалась такой женщиной, от которой любой разумный мужчина должен бежать.

По крайней мере, это не изменилось. Чезаре нужно было контролировать свои чувства к женщинам, отделять эмоции от секса. Ему важно было сохранить способность уйти от них без сожалений. Именно поэтому он позволял себе отношения только с теми женщинами, которым он не мог причинить боль, которые знали правила игры, которые не могли ранить его самого. «Господи, какой я трус», – сказал он сам себе с отвращением. Но что поделаешь – такой уж он есть.

Несмотря на все откровения, ничего не изменилось. Анна Хендерсон все равно оставалась для него запретной. Даже больше, чем раньше. Она была именно такой женщиной, которых он избегал; такой, для которой бриллиантовый браслет не заглушит боль расставания. Она вкладывала в отношения душу, и поэтому Чезаре близко не должен был к ней подходить.

Одна преграда пала; другая появилась на ее месте. Придется ему подчиниться. Было бы легче, если бы он перестал представлять ее под собой, ее стройные ноги вокруг своей талии… Чезаре откашлялся.

– Значит, у этой истории счастливый финал. – По крайней мере, для жертвы, которую он с такой готовностью порицал. Он подозревал, что травма от того, как один мужчина привел любимую сестру на грань отчаяния, оставила немало шрамов в душе впечатлительной Анны. Кому-то придется приложить немало усилий, чтобы завоевать ее доверие. Кому-то, но не ему.

И тут его осенило, словно гром среди ясного неба: когда он назвал ее испуганной девственницей, она не притворялась – она действительно такой и была! Правда все это время была у него перед носом. Как он раньше не догадался?

Подцепив длинными пальцами ее подбородок, Чезаре заставил Анну посмотреть себе в глаза:

– У вас никогда не было мужчины. – Несмотря на все усилия, его слова прозвучали как обвинение.

У нее это что, на лице написано? С сердитым и смущенным рычанием Анна отдернулась от его прикосновения. Чезаре смотрел на нее словно на двухголовое чудо. Он что, извинений ждет? Откашлявшись, она ядовито сказала:

– Не бойтесь, это не заразно.

– Почему вы ничего не сказали? – он скрипнул зубами.

– Не вижу, какое отношение моя фригидность имеет к работе!

– Вы работаете не на меня, как все время мне напоминаете, и… – Он глубоко вдохнул, прикованный к ее лицу взгляд потемнел. – Вы ни капли не похожи на фригидную.

От его прямоты у Анны внутри все растаяло; отрицание собственных чувств смылось потоком спутанных эмоций. С полуоткрытых губ сорвался прерывистый вздох.

Глава 10

Мысленно проигрывая их беседу, Анна проворочалась до часа ночи и в конце концов включила прикроватный светильник, сунула ноги в тапочки и вышла в гостиную апартаментов Анжелы. Включив телевизор для фона, она пошла в примыкающую кухню, чтобы подогреть себе молока. При виде своего отражения в зеркале Анна поморщилась: несколько ночей без сна оставили свой отпечаток. Круги под глазами были как настоящие синяки.

В конце концов она свернулась с чашкой какао на диване перед телевизором, переключая каналы. К середине чашки она наткнулась на передачу, в которой люди с ужасом на лицах смотрели, как парашютист падает на землю. Их радости при виде раскрывшегося в последний момент парашюта вторило трио ведущих в студии.

– Достойное четвертое место, не поспоришь. А теперь катастрофа номер три по голосованию зрителей…

Анна не хотела знать, что произошло. Она схватилась за пульт, с отвращением пытаясь понять, зачем нужна эта передача. Здесь показывали тех, кто выжил в катастрофах; но скоро они начнут снимать и про погибших!

Торопясь переключить канал, она нажала не ту кнопку, и звук стал оглушительно громким как раз к тому моменту, как ведущий объявил:

– Чезаре Уркварт. Кто может забыть знаменитую катастрофу, которая завершила его карьеру гонщика?

Анна замерла с рукой на пульте, когда комнату наполнил звук машин, несущихся по гоночному треку под проливным дождем. Через секунду сцена превратилась в мокрый ад, потому что одну из машин занесло, и следующая въехала в нее и взлетела в воздух. Она приземлилась в нескольких ярдах, перевернувшись; и у Анны на глазах еще несколько машин врезались в нее одна за другой, пока не осталось ничего, кроме горы гнутого металла.

Затем, к общему изумлению, из этой горы обломков появилась фигура гонщика. Он сделал несколько шагов, снял шлем и рухнул наземь как раз в тот момент, когда обломки взорвались, взметнув в воздух огненный шар. Следом налетели машины скорых, и скрыли гонщика из виду; он появился снова позже, уже на носилках. Анна не могла отвести глаза от казавшейся безжизненной руки, которая задевала землю и оставляла дорожку из кровавых капель.

Ведущий снова что-то говорил, и его голос эхом отзывался от стен комнаты, но Анна не слышала ни слова. Ее глаза были прикованы к экрану. Она не могла даже моргнуть, глядя на повтор катастрофы в замедленной съемке, позволяющей разглядеть каждую леденящую душу деталь.

Только громкий настойчивый стук в дверь позволил ей оторваться от экрана. Она еще мотала головой, когда в комнату вошел Чезаре, все еще в той одежде, которую носил вчера. Он выглядел не так безупречно – на подбородке была заметна густая щетина, короткие волосы были растрепаны, а глаза покраснели; однако даже в таком помятом виде он был чертовски сексуален.

– Какого черта тут происходит? Вы полдома разбудили. – Это было небольшое преувеличение… на самом деле большое. Толщина стен означала, что вряд ли кто-то кроме него слышал шум из апартаментов. Но после тишины предыдущих трех часов звук его шокировал; и он ожидал застать Анну жертвой шумного несчастного случая, а она сидела тут целая и невредимая. Его тревога превратилась в гнев.

Анна ему не ответила, только перевела взгляд с него обратно на экран, где все еще продолжалась передача. Проследив ее взгляд, Чезаре увидел ту самую передачу, которая несколько месяцев назад привела в ярость его сестру, и нахмурился сильнее. Ругаясь себе под нос, он подошел к стене и выдернул шнур телевизора из розетки.

После оглушительного шума наступившая тишина казалась такой же оглушительной. Анна могла расслышать стук своего сердца.

– Зачем вы смотрите эту дрянь? – обвинение, высказанное его глубоким голосом, громко прозвучало во внезапной тишине. Чезаре вытянул руку и нетерпеливо откинул манжет, чтобы взглянуть на свои серебряные часы. – Полпервого ночи. Почему вы не спите?

– А вы почему? – Она засмеялась. Как типично – Чезаре всегда обвиняет ее в том, в чем она не виновата.

– Что тут смешного? – Последние три часа он боролся с желанием войти в ее дверь. Теперь он здесь; вопрос в том, сможет ли он выйти? Захочет ли?